Конан в Гиперборее - Лев Рудольфович Прозоров
Через мгновение они поняли, что спрятались донельзя вовремя. У опушки Арконы уже вертелись огромные мохнатые серебристые псы, взвизгивая и подвывая, а вскоре за ними показались силуэты всадников.
Внезапно раздалась яростная брань и щелканье кнута — конь переднего всадника поднялся на дыбы и заржал, но в лес не шел. Остальные кони хрипели и пятились, невзирая на энергичные попытки всадников заставить их идти вперед. Псы тоже утратили всю прыть и, прижав уши и поскуливая, скромно убрались за спину хозяев. Продолжая браниться, передний всадник — по голосу Конан узнал в нем бывшего хозяина — спрыгнул с коня, и беглецы услышали зловещее шипение выходящего из ножен меча.
Конан не успел заметить, откуда на гребне одного из гигантских корней появился человек в долгополом белом одеянии, перехваченном широким кожаным поясом, к которому были прикреплены медные бубенцы, в косматой безрукавке. Необычные для гиперборея длинные волосы снежными прядями спускались на спину, а окладистая борода закрывала половину груди. Ноги его были босыми, а в руках он держал высокую увесистую клюку.
Таинственный человек, словно сгустившийся из зеленого полумрака Арконы, показался Конану до чрезвычайности похожим на друидов его родной Киммерии — только те обычно носили еще и капюшон — и дроттаров Нордхейма. Поэтому сдавленный шепот Явлада: «Свентовит, старейший волхв Арконы!» — отнюдь не потряс киммерийца.
— Что вам тут надо? — грозно вопросил босой старец.
В ответ прозвучал голос Якуна:
— Пропусти нас, отче! Двое беглых рабов-инородцев оскверняют Аркону!
— Пока я вижу, как ее оскверняют борусы! — грянул гневный голос Свентовита. — Оскверняют бранью и лязгом холодного железа! Вон отсюда, или гнев Арконы падет на вас!
С глухим шорохом из далекой кроны гигантского дуба спланировал огромный филин и, хлопая крыльями, сел на плечо волхву.
— Отче, один из них убийца и поджигатель, другой — стигиец (Явлад злобно зашипел) и наверняка колдун, к тому же он оскорблял князя!
— Я сказал — вон, Якун, сын Хорива! Вон, во имя Яра и Арконы! — гремящий голос волхва потонул в разгневанном гуле зеленых туч в поднебесье. Стволы-башни гудели и покачивались, и у Конана зашевелились волосы на голове — ведь снаружи не было ни ветерка, не то что урагана, способного покачнуть эти чудовища.
Конан вполне понимал псов, с визгом и поскуливанием опрометью кинувшихся прочь.
А когда у копыт передних коней рухнул высохший сук, сошедший бы в Киммерии за среднее дерево, за псами устремились и их хозяева.
Лишь Якун задержался, чтобы свирепо кинуть через плечо:
— Владыка Явлад узнает об этом!
Лже-стигиец фыркнул:
— Он и так об этом знает, болван!
Свентовит же лишь гордо поднял бороду:
— Волхвы не боятся могучих владык.
Он еще постоял так — филин на его плече крутил головой — потом повернулся, легко спрыгнул с корня и, подойдя к дому, произнес:
— Приветствую тебя, Явлад, сын Светлана, великий князь борусов, и тебя, Конан, сын кузнеца Ниала, воин Киммерии!
13. ВОЛХВ
Они угощались из больших глиняных мисок снедью Арконы — супом из молодых хвощей, кашей из желудей и заедали тягучим, солнечно-желтым лесным медом из сот. Хозяин только потягивал пряно и необычно пахнущий отвар — какое-нибудь ведовское зелье, подозревал Конан — из бычьего серого рога и поглядывал на них из-под косматых бровей глазами, зелеными, как лесной мрак.
Наконец, он отложил рог в сторону и покачал седой головой:
— Эх, Явлад, Явлад… Заварил же ты кашу, сыне, сам не ведаешь, какую крутую. А расхлебывать ее, может статься, придется всей Боруси.
— Я заварил, я и расхлебаю, — мрачно ответил Явлад. Он почти не ел, чего нельзя было сказать о Конане.
Свентовит только покачал головой из стороны в сторону:
— Твои слова б, да Яру в уши… Эх, молодо-зелено. Еще твое счастье, что встретил вон его. — Волхв повел глазами в сторону Конана.
Тот поперхнулся вареными желудями от неожиданности и навострил уши. Причем тут он?
Но старейший волхв Арконы не обратил на него внимания:
— Ты, Явлад, сам не ведаешь, какого зверя из клети выпустил. Так вот, твой дружок — стигиец, что стащил у тебя не только престол, но и то, чем на нем сидят, не кто иной, как Тот-Амон, великий жрец Черного Змея Сета, по нашему — Смока, Вселенского Зла!
Он поднял вверх сухой старческий палец. Явлад в оторопении уставился на него.
— Но как… раб… купили на торгу…
— Если б дети Змея не ссорились — давно б весь белый свет заглотили! Молодой Тутотмес, честолюбивый маг, собрал таких же и, похитив у Тот-Амона великий амулет — Кольцо Сета, сверг его. Тутотмес хочет лишь власти для себя, такие всегда побеждают одержимых бессребреников — а Тот-Амон такой и есть, хоть и во Зле — но до времени… Рано или поздно Тот-Амон вернется и уничтожит Тутотмеса и его шайку, но он — я уже сказал — одержимый, он — верный раб Сета. И ради возможности растоптать землю, где Борей, сын Солнца-Яра, впервые узрел свет лика Отца своего, готов на время забыть и про месть, и про утраченное могущество. Ты помнишь, что высечено на стене гридни в Калоге?
— Праотец — Борей, поражающий Смока, — отозвался Явлад.
— Древняя вражда, древняя, как сам людской род, — пробормотал Свентовит. — Когда Яр родил людей, Смок тоже создал человековидных тварей, но с душой — по образу и подобию своему. Зрящие духом вмиг отличат их, увидев сквозь людские черты морду гада ползучего. Окаянный род вползает повсюду, лишь мы, гиборийцы, в силах противостоять ему. Немало древних держав он изъел изнутри, тайно — любы им тайны и мрак. В древние годы, Конан, твой пращур, король Кулл, сокрушил их власть в Валузии. Ты, Конан, его новое рождение. Грозой станешь ты исчадьям Смока и Его главному слуге — Тот-Амону, грозой и проклятьем. Везде ты будешь становиться на тропе Его и разрушишь замыслы Его и козни Его! — зеленые глаза Свентовита пылали, он не видел ни избы, ни притихших беглых рабов, одному из которых, тощему грязному мальчишке с обрывком цепи на шее, он возвещал сейчас будущее величие. — Ты станешь великим владыкой и величайшим героем, и барды будут воспевать тебя — так же, как твоего предка, и порукой тому — Колояр, знак вечного Возвращения.
Волхв коснулся знака,
