Системный Творец - Александр Сорокин
В одном углу виднелась старенькая кадка с дождевой водой. Поверхность воды покрывал зелёный налёт, а рядом лежал кривой, расщеплённый черпак. Пахло мокрым деревом, старостью и чуть-чуть дымом, должно быть, от трубы.
Напротив поленницы располагался кособокий сарай, уже примеченный мною ранее. Зайдя внутрь я убедился, что там и в самом деле хранились небольшие запасы разных круп, а также инструменты, и небольшой верстак, вот только содержимое больше напоминало старый хлам.
Однако было видно, что раньше это место использовалось по-другому. Вот только как я понять не мог. Да и инструменты были какие-то непонятные… Будто для аккуратной работы с деревом.
За домом располагался небольшой огород, давно заросший сорняками, и высохший колодец. Где же старик набирал себе воду? Не дождевой же пользовался.
Забор, ограждающий участок, выглядел не лучше. Кособокий, собранный из разномастных досок, он напоминал скорее символ границы, чем реальную защиту. В некоторых местах между досками зияли дыры, через которые спокойно можно было просунуть голову. Одна часть и вовсе была заменена кучей наваленных веток и прутьев, словно кто-то давно махнул рукой и решил его не чинить, а просто заложить.
Стариков дом, к которому примыкал участок, ещё больше походил на остаток былой жизни. Обшивка облезлая, щели в стенах заткнуты тряпками, а под одной стеной виднелась дыра, через которую, казалось, мог бы пробраться кот.
Я провёл ладонью по рукояти топора, что непонятно зачем все это время носил с собой. Всё это выглядело… жалко. Но это было лучше, чем ничего. Это было началом. И если я застрял здесь надолго, или навсегда, значит начинать придётся именно отсюда.
По всей видимости, парень, живший в этом теле до меня, и в самом деле был ленив. Я медленно оглядывал двор, и чем больше замечал, тем больше у меня внутри поднималось раздражение. Нет, не злость, а какое-то тяжёлое разочарование. Мусор валялся прямо под ногами, забор в плачевном состоянии, дрова словно свалены козлом без глаз.
Я прекрасно понимал, что старик слишком стар, чтобы заниматься этим сам. У него, скорее всего, ни сил, ни времени не осталось на такие вещи. Но ведь этот парень… Молодой, крепкий. Почему он ничего не делал? Хоть бы по мелочи — убрал мусор, заделал щели в заборе, прибрал хлам. Это же не требовало каких-то огромных усилий, просто базовая забота о месте, где живёшь.
Я всегда придерживался одного простого принципа: нельзя жить в грязи. Простое правило, но оно говорило о многом. В каком состоянии твой дом в таком и твоя голова. Ты либо уважаешь себя, либо гниёшь вместе с этой рухлядью.
— Ладно. — пробормотал я себе под нос. — Пора навести какой-никакой порядок.
Раз уж оказался здесь, то буду делать по-своему. Тихо, без лишних слов, но с системностью. С этого двора начнётся не только чистка, с этого двора начнётся моя новая жизнь.
Я начал с самого очевидного, собрал весь мусор в одну кучу. Сломанные ветки, гнилые доски, старые тряпки, какие-то перекошенные корзины, давно сгнившие у стены. Всё, что не годилось шло в один ворох. Ценные вещи старик вряд ли бы оставил под дождём, а значит, то, что валялось по двору, мусор и есть. Мелкий хлам я сгреб веником из связки сухих веток, что валялись тут же.
Выкинуть всё это было некуда, ни помойки, ни ямы поблизости я не нашел. Я уже почти смирился с тем, что придется тащить этот хлам куда-то подальше в поле, но, обходя участок по периметру, я заметил едва различимую вьющуюся тропинку, ведущую в сторону от дома. Пройдя по ней я увидел то, что искал — старую яму для мусора. Она была почти полная, края осыпались, но место было идеальное — подальше от строений и сухой травы. Решив не разводить открытый огонь рядом с домом, я принялся таскать мусор к яме.
Оставалось только сжечь это. В сарае после недолгих поисков я нашёл то, что искал — небольшое металлическое кресало и грубый кусок кремня. Рядом валялся комок трухлявой, почти окаменевшей коры и что-то похожее на старое птичье гнездо — сухое, пыльное, но, надеюсь, способное загореться.
В моей прошлой жизни я не раз разжигал костер в походах. Но то были другие походы — с газовой горелкой в рюкзаке и упаковкой сухого спирта на крайний случай. Чиркнуть зажигалкой или воспользоваться спичками — вот и вся наука. Кресало же оказалось настоящим испытанием.
Я сыпал искры на трут снова и снова. Рука быстро устала от непривычных резких движений. Искры то и дело пролетали мимо, а те, что попадали на кору, тут же угасали, не оставляя ничего, кроме едкого запаха гари и тления. Я сменил трут на клочок старой ткани, потом на птичье гнездо. Результат был тот же — упрямое, дразнящее дымление, но не пламя.
«Спокойно, — твердил я себе, чувствуя, как на лбу выступает пот от усилий и досады. — Они же как-то делали это». Я вспомнил, что нужно не просто бить, а как бы счищать металл с кресала, направляя сноп искр точно в цель. И главное не задувать, а мягко подуть, давая уголькам доступ воздуха.
Сжав зубы, я попробовал снова. Еще удар. Еще. Еще десяток. Пальцы онемели, в запястье заныла тупая боль. И вдруг крошечная, яркая точка на клочке трута не погасла. Она тлела, разъедая материал, становясь больше. Я замер, боясь дышать, и едва слышно подул на нее. Точка разгорелась в алый уголек. Сердце заколотилось чаще. Я, не спеша, словно выполнял саперную работу, поднес его к пучку сухой травы в яме и снова подул.
Раздалось легкое потрескивание, и наконец-то вспыхнуло первое маленькое пламя. Оно было хилым и ненадежным, но это был огонь. Я с облегчением выдохнул и перенёс его в яму, подул, подкладывая сверху сухую траву и щепки. Огонь охотно принялся, затрещал и начал набирать силу.
Горело хорошо. Главное стоять рядом и не давать пламени выйти за границы. У меня ушло несколько часов на то, чтобы спалить всё ненужное.
Когда во дворе стало легче дышать, я решил заняться дровами. В доме была печь, и пусть стояла ещё летняя погода, но по утру воздух
