No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Франсиско Мероньо Пельисер
Во время одного из обычных патрульных полетов над Мадридом мы теряем еще одну машину. Мы уже возвращались, когда вдали, на горизонте, показались вражеские самолеты, направлявшиеся в нашу сторону. Нам удалось их распознать лишь благодаря сублимационному свечению выхлопных газов, выбрасываемых мощными моторами, — оно видимо только на большой высоте. Фашисты способны подниматься на высоту до шести-семи тысяч метров, используя кислородные маски, которых у нас нет. Но чего бы нам это ни стоило, мы решаем помешать им и, разгоняя двигатели по максимуму, устремляемся ввысь. Вариометр показывает скорость набора высоты десять метров в секунду, и постепенно стрелка высотомера приближается к отметке пять километров. С каждым набранным метром нехватка кислорода сказывается все сильнее и сильнее: замедляются движения, появляется апатия. Защитные очки, словно оковы, все больнее и больнее впиваются в лицо, перед глазами все сливается, и уже не видно точно, где расположена линия горизонта. Моторы начинают захлебываться — им тоже не хватает воздуха, чтобы взбираться на такую высоту. Но мы знаем, что враг где-то там, и продолжаем подбираться к нему. Вот мы с трудом перемахнули отметку шесть тысяч метров, шесть с половиной... Мы уже почти на той же высоте, что и враг, но продолжаем подниматься, чтобы занять хоть сколько-нибудь выгодную позицию и нанести удар с высоты. Силы уже совсем на исходе...
Мы снимаем пулеметы с предохранителей, но фашисты заметили нас и, прежде чем мы успеваем подобраться к ним на дистанцию пулеметного выстрела, начинают сбрасывать свой смертоносный груз. К счастью, бомбы устремляются на пустынное поле и не причиняют никакого вреда. Сбросив груз, фашистские бомбардировщики на полной скорости принимаются удирать в сторону Толедо. Все-таки кое-чего мы добились — бомбы врага не попали в цель! Но вражеские самолеты все дальше и дальше удаляются от нас. Мы прекращаем погоню, берем курс на аэродром — и только сейчас замечаем, что в нашем звене не хватает нескольких самолетов. Исключено, чтобы кого-нибудь сбили! Ведь боя-то не было!
Приземлившись, мы сразу же узнаем, что некоторые самолеты уже там. Не хватает лишь самолета Висенте Серра — молодого симпатичного летчика с нашего курса. Мы смотрим на часы, рассчитывая время, на которое ему должно хватить горючего. Сначала мы надеемся, что все будет хорошо, — но через несколько минут нам остается лишь молить Бога и ждать, что зазвонит телефон, чтобы сообщить нам, что с летчиком все хорошо, что ему пришлось совершить вынужденную посадку. Но телефон молчит, словно немой, и от нас ускользает последняя надежда.
Горькое известие приходит лишь на следующий день. Оказывается, в тот момент, когда мы бросились в погоню за врагом, Висенте потерял сознание от нехватки кислорода. Очнулся он почти сразу же, но не смог быстро сориентироваться и, чтобы не попасть на фашистскую территорию, решил лететь на запад. В поисках спасительного аэродрома он израсходовал топливо до последней капли. Потеряв всякую надежду, он бросился искать наиболее подходящее место для посадки, но времени совсем не осталось, и самолет устремился к земле. Летчик рывком потянул рычаг на себя, стараясь уменьшить скорость падения самолета и избежать фронтального удара, — но машина не слушалась и неуклонно направлялась к земле. Потом внезапный удар, самолет сбивает деревья, считает столбы, фюзеляж раскалывается на две части. От удара пилота выбрасывает из кабины... Он остается в живых, но от былой мужской красоты молодого парня не осталось и следа...
Эта потеря особенно обидна для нас. Ведь самолет мы потеряли, не причинив никакого вреда врагу, — даже не схлестнувшись с ним пулеметными очередями и не померившись умением в воздушном пилотаже!
На фронтах положение уже совсем иное: военные действия приобрели совершенно другой характер. Времена, когда капитан Вильимар осыпал Севилью камнями из-за отсутствия бомб, давным-давно стали историей. «Бреге» и «Ньюпоры» красуются в музеях, пережив свой век в мире авиации. А мы располагаем современной техникой и ведем борьбу не на жизнь, а на смерть.
ПОВОРОТ СУДЬБЫ
Для укрепления нашей эскадрильи к нам прибывают еще два советских товарища, командиры авиационных звеньев. Мы сразу же окрестили их обоих «Хосе». Так проще в общении, да и они совсем не против.
Мне и Мануэлю Фернандесу приходится перейти в другую эскадрилью. Конечно же, нам трудно расставаться с друзьями, с которыми так много пережито вместе. Но все же мы вынуждены провести наш первый «бой» именно на земле, оспаривая решение командования по нашему переводу в авиационную группу «чатос». Ведь этим бы мы просто нарушили клятву каждого летчика — летать выше, летать быстрее. Несмотря на все уговоры майора Хименеса и даже на то, что мы отлично понимаем всю важность этого перевода, мы не можем подчиниться. Ведь название «москас», которого удостоены только самые быстрые самолеты, стало для нас родным, и мы ни за что его не променяем. В результате нас направляют в Каспе, провинция Сарагоса, где базируется другая эскадрилья «москас». Мы рады, что встретим там наших друзей, наших однокурсников, но огорчены тем, что в этом районе совсем нет боев и царит затишье.
В последний раз мы завтракаем с товарищами из родной эскадрильи, эскадрильи Антонио. На завтрак — кальмары с подливкой, хлеб с маслом и кофе со сгущенным молоком. Затем мы взбираемся в «Форд», самый древний грузовик части. Он выкрашен в камуфляжный цвет, ставший для нас особенно родным. На этом грузовике мы направляемся в штаб, где на прощание обнимаемся со всеми ребятами, забираем документы, хлеб, консервы, тушеную треску и немного красного вина на дорожку. Грусть переполняет
наши сердца, и втроем (я, Фернандес и Мариано) мы отправляемся в путь. С Мариано, шофером, мы друзья детства, и я упросил командование, чтобы он отвез нас в Каспе, где он должен будет остаться вместе с машиной.
Едва выехав на асфальтированную дорогу, Мариано пытается выжать из старого «Форда» 120 километров в час. Мы проезжаем первый указатель на Валенсию и вскоре подбираем еще трех пассажиров. Желающих гораздо больше, но машина больше не вмещает. Дорога — настоящий поток машин, людей,
