Ледяной Скипетр - Алексей Велесов
Она сидела, замершая, прислушиваясь к стуку собственного сердца. За окном, в мареве метели, угадывались очертания низкого, приземистого здания вокзала и заснеженные крыши.
— Почему мы здесь? — наконец выдохнула она, не отрываясь от заиндевевшего стекла. — В расписании не было остановки. Мы должны были проехать Вологду.
— Он и проехал бы, — раздался из рюкзака голос, похожий на шелест пересыпаемого зерна. — Но ты остановила его.
— Я? — Елена обернулась, будто надеясь увидеть собеседника. — Но я ничего не делала!
— Ты неосознанно вызвала лёд, когда увидела станцию, — пояснил домовой. — Твой страх… и твоя память. Вологда — не просто город на карте. Это место силы, узловая точка, где линии судеб Ветровых переплелись особенно туго. И для тебя это — обязательный путь. Испытание духом, прежде чем тебя испытают силой.
— Почему? — спросила Елена, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— Потому что здесь, в 1943 году, твоя прабабка Мария сделала свой выбор. Она шла в Сибирь, к Истоку, но Вологда стала её последним рубежом. Здесь она в последний раз говорила с живым, не затронутым магией человеком — старым лесником. Здесь она окончательно поняла: Скипетр не спасает Россию — он разделяет её, создавая два враждующих мира — северный и южный. И именно здесь, не в силах идти дальше, она оставила знак — не для власти, а для той, кто придёт после с открытым сердцем.
Елена посмотрела на свою руку. Под кожей угольный глаз словно шевельнулся — не болью, а смутным признанием, отголоском чужой, но родной боли.
— Значит, я должна найти этот знак? Карту, инструкцию?
— Нет, — голос домового стал мягче. — Ты должна встретиться с памятью. Не с артефактом. Вологда не даст тебе оружия. Она предложит тебе выбор. И этот выбор определит всё.
Елена натянула потрёпанные перчатки, туже затянула ремень рюкзака и, сделав глубокий вдох, вышла из вагона. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, и поезд словно замер в ожидании.
Ступни её утонули в снегу по щиколотку. Воздух был неподвижным, густым, как в склепе. Он не колол лёгкие морозной свежестью, а обволакивал, как вата. Не было ни запаха дыма из труб, ни аромата свежего хлеба, ни даже знакомого запаха мороза. Только пустота, плотная, давящая, закладывающая уши.
Она стояла на перроне станции «Вологда», и всё вокруг, от заснеженных фонарей до веток деревьев, будто дышало одним, гигантским, остановленным дыханием.
Здание вокзала было построено ещё до Замерзания, в лучших традициях северного модерна: причудливые резные деревянные наличники, высокие стрельчатые окна с витражами. Присмотревшись, Елена увидела, что на витражах застыли не абстрактные узоры, а целые сцены из старинных былин — Илья Муромец на заставе, Садко в подводном царстве. Но витражи не отражали унылый свет дня — они впитывали его, словно губка, оставаясь тусклыми и мёртвыми. На фасаде, под самой крышей, висели огромные чугунные часы. Стрелки застыли на 3:17. Время Замерзания. Под ними, в камне, была высечена надпись, уже почти стёршаяся ветрами: «Здесь время помнит».
От станции, как лучи от замёрзшей звезды, расходились три улицы, уходя вглубь города-призрака.
Первая улица — широкая, парадная, с некогда богатыми купеческими особняками. Двух- и трёхэтажные каменные дома украшали резные балконы с ажурными решётками, фонари с медными, позеленевшими от времени куполами, могучие ворота с коваными узорами в виде снежинок и двуглавых орлов. На одном из балконов второго этажа застыла женщина в длинном платье с высоким воротником, держа в изящных пальцах фарфоровую чашку. Пар, который должен был подниматься от чая, так и застыл в воздухе, превратившись в хрупкую, стеклянную нить, сияющую в сером свете.
Вторая улица — узкая, мощённая крупным булыжником, вела вниз, к невидимой отсюда реке. По обеим её сторонам теснились лавки: аптека с рядами банок, где угадывались очертания засушенных трав; книжный магазин с раскрытыми на витрине толстыми фолиантами; мастерская часовщика с десятком циферблатов, стрелки на которых показывали то самое, вечное 3:17. На двери аптеки висела деревянная вывеска: «Зелья от забвения». Внутри было пусто и темно. Лишь на прилавке лежала открытая книга, и на пожелтевшей странице Елена смогла разобрать рецепт, написанный выцветшими чернилами: «Соль, рябина, слеза Ветровой».
Третья улица уходила вперёд, к центру города. Вдали виднелась большая площадь с очертаниями фонтана, купол церкви и памятник.
Елена, повинуясь внутреннему зову, тому самому инстинкту, что влек её к воде с детства, свернула на вторую улицу — к реке.
— Почему именно сюда? — спросила она, и её шёпот был поглощён всепоглощающей тишиной.
— Потому что река — это сердце любого города, — ответил домовой. — А сердце Вологды остановилось. Но оно не умерло. Ты должна услышать его последний, замерший стук. Понять, что чувствует земля, когда её лишают времени.
Улица была вымощена отполированным до блеска временем и ногами камнем. Снег лежал на нём неровными наносами, и Елена с удивлением заметила на нём свежие, чёткие следы — не свои. Кто-то прошёл здесь совсем недавно. В тёмном стекле витрины книжного магазина она на мгновение увидела не только своё бледное отражение, но и чёткий силуэт за своей спиной — женщину в военной шинели, с аккуратно убранными под пилотку волосами. Она резко обернулась. Улица была пуста.
— Она здесь, — прошептал домовой, и в его голосе прозвучала тревога. — Мария. Она ждёт тебя у фонтана.
Город не был мёртвым. В этом был самый жуткий ужас. Он был в ожидании. В каждом окне, за каждой шторой застыла жизнь, пойманная на грани между бытием и небытием. Мальчик лет пяти, запускающий в небо ярко-красный воздушный шар. Пёс, застывший в прыжке за палкой, которую только что кинул хозяин. Старик на скамейке, читающий газету с заголовком о победах на фронтах. Все они были запечатлены в одном-единственном мгновении. Ни до, ни после. Только сейчас, растянутое на века.
Елена вышла на большую площадь. В центре её возвышался огромный фонтан — круглый бассейн, по краям которого восседали бронзовые львы с оскаленными пастями. Но из их разинутых ртов не лилась вода. Она стояла в чаше, абсолютно неподвижная, превратившись в идеально гладкое, матовое стекло. И в этом ледяном зеркале отражалась не Елена, а другая женщина — в офицерской шинели, с погонами, на которых были вышиты тончайшие снежинки. Та
