На золотом крыльце 2 - Евгений Адгурович Капба

И, что характерно, сволочь и думать забыла запутывать меня этими липкими канатами, только скукоживалась и издавала странные звуки, а потом — ка-а-ак прыгнула с лампы на один из стеллажей! А я тут же уцепил парочку сверкающих книг с полок напротив — и ка-а-ак врезал паукану! Гонял его по всей библиотеке как сидорову козу! А потом догадался: распахнул дверь пошире и стал его окружать, используя сверкающие серебром тома как флажки в волчьей охоте. Шесть книг! Шесть книг я держал под контролем, и стоило лапчатому волосану только рыпнуться в ненужную мне сторону — он тут же получал хороший удар корешком фолианта. А когда монстр свалился на пол, спружинив лапами у самого распахнутого настежь дверного проема, я в два прыжка оказался рядом и врезал ему ногой с разворота. Все — в лучших традициях Руслана Королева: раунд-кик получился что надо! Тварь с каким-то электрическим писком вылетела наружу, я мигом захлопнул дверь и огляделся:
— Уборочка бы не помешала…
Паутина обвисла, превратилась во что-то вроде магнитных лент из старых кассет для плееров и магнитофонов, болталась бессмысленными клочьями… И теперь этот мусор был мне подвластен! Мелькнула мысль: получается, отстриженные волосы и выбитые зубы я тоже могу крутить и швырять телекинезом как угодно? А если… Нет, как-нибудь без боди-хоррора обойдусь!
Я вышвыривал паутину из библиотеки огромными комками через дверь, и ситуация тут становилась все лучше и лучше! Вполне себе миленько, светленько, прилично! Буквально ряды книжек поправить, пыль стряхнуть — и порядок. Ну, и светящиеся книги, конечно, на места вернуть. Я мельком глянул на их названия и умилился: не зря паренька спасал.
«Мамины сказки на ночь», «Поездки к деду на дачу», «Казаки-разбойники», «Разговоры с Лёхой на кухне»… Ну, и «Искусствоведение», и «Древнерусские иконы 10–16 веков» — это тоже было. И «Девичьи ножки в летний период как эталон прекрасного». Хе-хе! Но в целом… В целом правильные вещи его на краю удержали. И что-то мне подсказывало, что эта волосатая сволочь с кучей ног никак не была связана с наркотическими веществами. Тут, скорее всего, причиной стало что-то другое, вероятно — злонамеренное и магическое.
Закончив наводить лоск, я вышел за дверь, и…
— Офигеть теперь, — сказал я, оглядывая заляпанную черной жижей ванную. — Это тут откуда? Да не стучите вы так громко, нормально уже все, сейчас открою…
Маслянистая, пахнущая то ли мазутом, то ли — прогорклым маслом субстанция была повсюду. На дорогущей золоченой сантехнике, на мраморном кафеле, на витражных окнах… И моя одежда, и одежда спасенного оказались испорчены. Моя футболка! Мои джинсы! Я склонился над бедолагой и заглянул ему в лицо. Он спал! Мирно, спокойно, даже улыбался. Ну, и ладно. Ну, и фиг с ней, с одеждой. Отстираю как-нибудь… Вон, спрошу у Розена про ту очищающую технику из «Прикладной магии…»
Телекинезом я отодвинул защелку и пояснил двум бородатым гномам, с круглыми глазами разглядывающим клоаку, в которую превратилась шикарная ванная:
— Я не знал! Оно само! И вообще — он не наркоман, у него какой-то паук в башке сидел… Так что вот! Я свое дело сделал, вон ваш паренек, спит сном младенца, посмотрите. И на стенки больше не лезет…
Гутцайт хмыкнул и, шлепая подошвами подкованных ботинок по жиже, прошел к спящему пациенту. Гном приставил ему ко лбу перстень с мизинца, и камень на ювелирном изделии загорелся глубоким зеленым светом.
— Аллес гут! — сказал Сигурд Эрикович и повернулся ко мне. — Спустись к Эрике, она даст тебе новую одежду, эту можешь выбросить…
— Не могу, — едва ли не рявкнул я, и гномы одновременно повернули свои головы ко мне.
— Ва-а-с? — Гутцайт от неожиданности перешел на шпракх.
Он явно не привык, чтобы на него рявкали. Но и с голодранцами-менталистами он тоже скорее всего до этого дела не имел.
— Не могу выбросить, — сбавил обороты я. — Нет у меня лишней одежды! А это — отличная футболка и единственные мои джинсы. Знаете, сколько они стоят?
И глаза кхазадов сразу потеплели.
— Молодцом, — кинвул Сигурд Эрикович. — Хозяйственный. Людвиг Аронович, вы этого Михаила Федоровича из виду не теряйте. И вот что… Мы хоть об оплате не договаривались — десятку я дам. Эта работа стоит больше, я знаю. Но — сам понимаешь, договор не заключали, качество не проверишь… Десятка — это нормально для первого раза…
— Десятка в каком смысле? — не понял я.
— Десять тысяч денег, — кивнул Гутцайт. — Эрика тебе выдаст. И одежду тоже.
Офигеть. Десять тысяч денег! Обожаю быть менталистом!
* * *
Теперь у меня имелась классная кожаная куртка из опричнины. Сидела классно — самоподгон великая сила! И смотрелась брутально, почти как у таборных уруков-байкеров. Правда, скорее всего, кожа была искусственная, ну и плевать: зато не холодно и не жарко, очень удобно! И штанцы что надо, тоже — опричные, нормальные брюки-карго с кучей карманов и затяжками на коленях и лодыжках. И в карманах этих штанов у меня теперь деньги лежали. Золотые монеты номиналом по 1000 денег каждая. Весом что-то около пяти грамм. Восемь монет. Ну, и серебром две тысячи, на текущие расходы.
— Дадите порулить? — спросил я, повернув голову к Людвигу Ароновичу.
— Садись, — пропыхтел кхазад.
Он тоже нефигово заработал за эту поездку, когда пристроил шахматы. Как я понял, гном был должен Гутцайту большие деньги, и теперь не только рассчитался, но и остался в прибытке, чему несказанно радовался. Снаружи накрапывал дождик, но что он мне сделает, в такой-то куртке? Волосы намочит?
В общем, я сел за руль, Лейхенберг переместился на пассажирское место и сказал:
— Это был ментальный паразит, мин херц. И ты его из башки Митрофанушки выпнул. Ты молодец, просто зер гут. Митрофанушка — реставратор и иконописец от Бога, хороший мальчик, но неопытный.
Я вел машину и вспоминал шикарные интерьеры второго этажа этого самого Творческого дома. Там как раз и располагался «коровкинг», как выразился Аронович не так давно. Гутцайт обставил все дорого-богато-культурно. Бархатные кресла, столы со скатертями, антикварная мебель, иконы русско-византийского стиля в драгоценных окладах, мраморные статуи, картины