Развод в 50. Двойная жизнь мужа - Анастасия Дмитриевна Петрова
— Понял…
Глубоко вдыхаю воздух, потому что нужно закончить все это раз и навсегда. Огласку, даже если я и придам, моя карьера тоже полетит в тартарары. Вряд ли я сейчас в том же положении, что и был раньше, но раз уж я уже завязан в том, в чем завязан, то исход может быть только один.
И Игнатович об этом знает, чем, собственно, и пользуется.
— Матвей, еще одна просьба, — озвучиваю я напоследок. — Марта всегда хотела побывать на Байкале, я так и не свозил ее за… — слова сбиваются, потому что каждый раз рвет изнутри, но я, наверное, когда-нибудь смирюсь с этим. — Пришли мне самые лучшие варианты и договорись об открытых датах. У нее сейчас в университете ажиотаж, работу она не оставит.
— Понял, босс.
Отключаю звонок и с уже привычной тоской наблюдаю вдали солнце, что окрашивается в красноватый цвет.
Единственное, с чем смириться я не смогу — это если у нее появится новый мужчина. И как бы я ни пытался себя настроить, что это неизбежно у такой женщины, как она, внутренний зверь не приемлет такого итога, даже если он и виноват. Верно, это участь того, кто по своей идиотской ошибке и из страха предал.
Не скрою, мысли разные в голове мелькают. Особенно, когда ты ночью в полном одиночестве пытаешься уснуть, а тебе, в прямом смысле — хочется сдохнуть от этой рвущей грудину тоски. От того, что твоя шикарная, счастливая жизнь превратилась в, сука, руины, по которым ты сейчас пытаешься пройти.
Думал ли я, что в моей больной голове возникнет мысль, что, может, стоило бы умереть тогда…? Нет. У меня ведь была охрененная жизнь: жена, дети, карьера, деньги, уважение, квартиры. А сейчас эта мысль — она не отпускает. Она, словно темная дымка, проникает в каждую трещину моего сломанного сознания и нарастает, набирает цвет и тень, укореняясь все сильнее и сильнее.
Резко обрываю тяжелые мысли, которые теперь — неотъемлемая часть моей жизни, и, заглянув в комнату к сыну, даю понять новой сиделке, что я покидаю квартиру.
Руль — пока еще не лучшая история, поэтому беру такси и еду в сторону офиса многоуважаемого Алексея Игнатьевича.
Телефон в руках снят с блокировки, и я листаю старую переписку с Мартой. Этот ритуал, пусть и отдает мазохизмом, но так — ее эфемерный фантом вселяет в меня силы, чтобы закончить все то, что я начал. Защитить и обеспечить каждого, кто мне дорог. А дальше… уже можно будет успокоиться.
Улыбка трогает мое лицо, когда вижу старое селфи жены, где она злилась, что я не успеваю на наш романтический ужин. На самом деле, я успевал, но так хотелось немного подразнить ее. Помню те эмоции — я говорил, что еще в офисе, а она уже подъезжала к ресторану. Только вот я уже сидел за столом с огромной корзиной цветов и спрятанным в ней подарком.
И моя холодная королева таяла в тот момент на глазах. Это было неподдельное счастье, и вот теперь, по собственной вине, мне остается только вспоминать.
Наконец, такси останавливается у фешенебельного здания, и я тут же вылезаю, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос.
Решительным шагом вхожу внутрь, запирая все то, что нарывает в собственной душе.
Милейшая силиконовая девушка тут же спрашивает фамилию, а, когда слышит, просит проследовать за ней. Прозрачный лифт, который везет нас на двадцатый этаж, бесшумно и стремительно доставляет нас.
А там, практически весь этаж, оборудованный под кабинет, встречает нас закатом за окнами и человеком, который вздумал угрожать моей семье.
— Гордей, Гордей, — тянет он слова, дикая на свою ассистентку и прогоняя ее. — Рад видеть в здравии.
Грузный мужчина размера XXL смотрит на меня своими поросячьими глазками, источая триумф и власть.
— Лесть не твой конек, Алексей Игнатьевич, — коротко чеканю в ответ, на что он усмехается.
— Зачем просил о встрече? — якобы не зная, строит из себя клоуна.
— Давай не будем, — коротко озвучиваю и сажусь напротив его стола. — Ты посчитал, что можешь угрожать моей семье… — прищуриваю глаза. — Вместо того чтобы разбираться лично со мной. Поступок слабого человека, Алексей Игнатьевич, не думаешь? — усмехаюсь, потирая подбородок.
Он щурит свои глазки и нагибается ближе к столу.
— Был договор, — чеканит, мои слова ему явно не нравятся. — Был общак, от которого ты не отказался, Зарудный.
— По известной причине, — тут же перебиваю, давая понять, что тот прогиб был лишь по причине того, что я хотел нести в мир лучшее.
Да, выполнив одну плохую вещь. И, возможно, это не оправдание, и надо было отказаться, как и просила меня Марта. Но что сделано — то сделано.
— Сейчас послушай меня, — начинает он, показывая свои перстни на толстых коротких пальцах.
— Нет, я уже достаточно слушал. Сейчас либо на дно пойдут все, кто замешан, — озвучиваю жестко. — У меня список всех имен, всех транзакций и счетов… А главное — сумм, которые точно привлекут известные нам органы. Эту черную книжечку я веду с того самого момента, когда ты впервые появился передо мной. Поверь, мне терять нечего. — Уверенно смотрю на то, как раздуваются ноздри этой продажной шкуры. — Это вы переживаете за свою красивую грязную жизнь.
Этот ублюдок оставляет звонкий удар ладонью по столу.
— Посмеешь еще раз послать кого-то к моей жене, моим детям… тронуть хотя бы один волос с их голов, — сквозь зубы проговориваю, нависая над ним, — один звонок, Леша. Один звонок.
— Ты… — цедит он.
— Да, — киваю, признавая. — Мразь, которой ты дал хлеб и которую ты научил играть по своим правилам. Если же ты меня услышал и понял — ты можешь делать что угодно и со счетами, и с бабками. Но имей в виду, что придется найти новую пешку, а это уже будет сложнее.
Выхожу из кабинета, потому что знаю, что без своих акул это ничтожество ничего из себя не представляет. Потому что трусливый урод, который прячется за парой шкафов с сомнительным прошлым. Сам же, хоть и где-то блефовал, уверен, что эффект будет нужный. Даже если решит, что нужно теперь убрать меня из страха быть разоблаченным — то семью мою теперь не тронут.
