Любовник Павлова - Ника Маслова

— Однако, заявки у тебя, Вадим. Разве не понимаешь, что лезешь не в своё дело?

Пожав плечами, я спокойно ответил:

— Почему не своё? После звонка этого человека вы стали прямо сам не свой. Из-за него и мне прилетело. А раз так, то я всеми лапами «за», чтобы поскорей решить этот вопрос.

Павлов смотрел на меня с явным скепсисом, но не мог сбить с намеченной цели. В голове у меня крепко засело: сидя молча в сторонке, я никогда ничего не добьюсь.

— Кто этот Тамерлан? Проблема или дурной вестник? — спросил я прямо.

Павлов недовольно качнул головой. Ну да, понимаю, он не привык, чтобы нанятое им для секса тело издавало что-то кроме охов и ахов в постели. Я сказал себе, что смогу это отношение изменить. Вгрызусь, как бульдог, и додавлю. Быть бульдогом — это я с детства не хуже Макса умею. Если б не травма, стал бы, как брат, чемпионом.

— Откуда ты вообще узнал его имя? — спросил Павлов, прищурившись.

— Так вам же при мне позвонили.

— А ты глазастый, — укорил он меня.

Я усмехнулся.

— У меня стопроцентное зрение и слух неплохой. Когда вы с ним говорили, то по имени его называли. Я слышал.

Павлов нахмурился, будто наличие у меня глаз и ушей стало для него неожиданностью. Из чего следовал вывод, что мои предшественницы вне постели притворялись слепоглухонемыми, в деле приручения Павлова делали ставку на покладистость и красоту. Учитывая, что они где-то там, а я здесь — их расчёт оказался в корне неверным. Конечно, со своим нестандартом я тоже мог облажаться, но надеялся-то на другое.

Чем меньше Павлову нравился наш разговор, тем в больший азарт я впадал. Прям загорелся желанием стать посвящённым в тайны Тамерлана.

— Не лезь в это, — коротко сказал Павлов и вернул внимание почти опустевшей тарелке.

— Почему? Я из-за него чуть шею себе не свернул, хочется узнать о нём поподробней.

— Не советую. — Павлов положил приборы на тарелку. — Тамерлан из тех людей, с которыми очень легко по-настоящему свернуть шею.

— Да ладно вам, — быстро возразил я, горя воодушевлением. — Я же сказал: расскажите мне о нём без подробностей, только то, что можете. В общих чертах. Что не можете, то не говорите.

— Я вообще не хочу о нём с тобой говорить. Не считаю нужным.

— И зря.

Я привстал и опёрся руками о стол, наклонился вперёд, чтобы стать к Павлову ближе. Тот же, подняв голову, уставился мне в лицо. В его кривоватой усмешке легко читалось превосходство, но мне было всё равно. Я поймал себя на том, что разглядываю метку на его шее, и ринулся в бой. Любого можно передавить, и Павлов — не исключение.

— Вы очень напряжены. У вас такой вид, словно что-то случилось крайне для вас неприятное. Если бы вам было с кем это обсудить, вы бы уже с этим человеком поговорили. На телефонный звонок времени бы точно хватило. А раз всё ещё переживаете, то никому не звонили, или вам некому позвонить. Я же предлагаю вам помощь. Побыть ушами, в которые можно влить информацию, проговорить её вслух, поискать решение. Одна голова — хорошо, две — лучше. Мы с братом всегда так все проблемы решали, так что я точно знаю, что предлагаю хорошее дело...

Единственное, что мы с Максом никогда не обсуждали — мою ориентацию. Эту информацию я его ушам так и не решился доверить. И зря. Если бы он знал, то не пошёл бы тогда в клуб, не устроил бы ту безобразную сцену. И всё в нашей жизни бы повернулось иначе.

Да и с Костей тогда — мне не следовало молчать. Решился бы всё рассказать, и ситуация не вышла бы из-под контроля. Каждый раз, когда я молчал, из этого получалась какая-то жопа.

Молчание — зло. Моя жизнь это уже сто раз доказала.

— Я готов помочь, — сказал я твёрдо. Смотрел Павлову прямо в глаза, пытался до него достучаться. — Я готов быть вашим слушателем. Я знаю, как это важно. Вы зря варитесь в собственном соку. Чем серьёзней проблема, тем важней её обсудить с другим человеком. Выход из любой ситуации есть, но, когда находишься непосредственно в ней, то не можешь над ней подняться и не видишь очевидных вещей. Это не зависит от жизненного опыта, уровня интеллекта, тут важнее точка обзора. Рассказывая, вы как бы поднимаетесь над происходящим, и бах — находите выход.

Павлов смотрел на меня, и я не мог сказать, о чём он думает. Сейчас его лицо представляло собой классический покер-фейс. Думаю, с таким умением прятать эмоции за карточным столом он бы стал королём.

— Зачем тебе это, Вадим?

— Разве это не очевидно?

Павлов качнул головой.

— Нет. И я не собираюсь гадать, почему ты себя так ведёшь. Объясни, и я приму решение.

Сердце у меня гулко забилось. Наш спор шёл не о фактах, а о намерениях. Павлов не сможет залезть ко мне в голову и проверить, честен я с ним или нет. Либо поверит мне, либо нет. И судя по непроницаемому лицу, второе куда вероятнее.

— Не трать моё время зря, говори.

Я слишком рано начал этот разговор. Через пару дней, неделю или месяц Павлов бы привык ко мне, начал доверять... Но и видел бы во мне преимущественно партнёра по сексу. Так что — ладно уж. Карты на стол, и пусть рассудит судьба.

— Я хочу быть для вас кем-то большим. Секс с вами — это хорошо. Мне правда всё нравится, когда вы в нормальном состоянии духа. Но секс со временем приедается, и тогда от наших отношений останется что? Пустота, если их не наполнить чем-нибудь важным.

Павлов наклонился вперёд, глядя на меня через стол.

— А зачем тебе, Вадим, строить со мной отношения?

К этому вопросу я не был готов.

— Говори, что думаешь. Будь со мной честен.

Он вынуждал меня идти по тонкому льду. Формулировать на ходу — и потом, вполне возможно, жалеть об этом.

— Ну...

— Вадим. Последний шанс.

Вот же чёрт. Я уже сто раз проклял свою поспешность.

— Ну хорошо. — Чёрт, ему точно не понравятся мои откровения. — Я... Мне уже двадцать три, и последний год я прожил