Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич
И куда они только подевались? Был же период, когда я всерьез считала, что если рядом нет Эрика — это потерянное для жизни время. Но теперь, заглядывая в свою душу, я ясно ощущала, что любви к нему в ней не осталось. Не то, что меня это огорчало, скорее, вызывало некое сожаление и растерянность, так как не знала, как вести себя с ним в такой ситуации.
Как ни странно, самой большой сложностью было объяснить Анжеле, что происходит в нашей семье. Она действительно считала Эриком своим отцом, который воспитывал ее с ранних лет. Конечно, был еще и Илья, но до самого последнего времени о себе он напоминал исключительно денежными переводами и подарками на день рождения дочери.
Однажды, когда мы остались одни, Анжела спросила, что происходит между мной и Эриком? Этот вопрос я ожидала, но было бы неправдой говорить, что к ответу на него я достойно подготовилась.
— Понимаешь, Анжела, так получилось, что между нами возникло охлаждение, — произнесла я нечто не совсем вразумительное.
— Хочешь сказать, что вы будете разводиться? — спросила дочь.
— Мы не можем развестись, потому что мы официально не в браке, — напомнила я.
— Какая разница! — вполне разумно воскликнула Анжела.
— Анжела, я не знаю, что будет дальше, — честно ответила я. — Мы с Эриком пока этот вопрос не обсуждали.
— А есть шанс, что вы снова будете вместе, как раньше? — пристально посмотрела на меня Анжела.
— А ты этого хочешь?
— Да.
— Как раньше уже точно не будет, — грустно вздохнула я. — Нельзя дважды войти в одну реку. Этого не удавалось еще никому. По крайней мере, я о таком ни разу не слышала.
— А как тогда будет?
— Я тебе уже сказала, что не знаю. Но в любом случае мы с Эриком постараемся сделать так, чтобы ты пострадала самым минимальным образом.
— То есть, я все же пострадаю.
— Любые перемены вызывают неудобства. Пока даже неясно, что делать с этой квартирой.
— То есть, мы больше жить здесь не будем? — не без испуга спросила Анжела.
— Если мы окончательно разойдемся с Эриком, то мы же не можем жить все вместе на одной жилплощади.
Эти слова заставили Анжелу задуматься.
— В таком случае я хочу жить с папой! — решительно произнесла она.
Не трудно было догадаться, что под папой она имела в виду Илью. Это ее заявление прозвучало для меня неожиданно, к нему я точно не была готова. Но что я понимала, что если Анжела будет на постоянной основе жить со своим отцом, для меня она будет практически потеряна. А остаться без дочери я была не готова.
— Еще рано говорить об этом, — пробормотала я. — Мы с Эриком пока не разъехались, а твой отец не дал согласие на постоянное твое проживание. Только — на время учебы.
— А этого мне достаточно. Я выйду замуж и стану жить у мужа.
Я едва не онемела, услышав такое.
— Тебе рано думать о замужестве, — только и нашлась я.
— Лучше рано, чем поздно. — Это прозвучала у Анжелы почти как лозунг.
— Никто не знает, как обернется жизнь. Сначала получи профессию. — От этих банальностей мне стало противно, но ничего другого в голову не приходило.
— Одно другому не мешает, — со знанием дела проговорила дочь. — Ты же сама вышла замуж за папу, когда училась.
— Это осложнило мою жизнь.
— Потому что родила ребенка, то есть меня. А я не собираюсь это делать.
— Вообще? — испугалась я.
— Посмотрим, — пожала плечами Анжела. — Но уж точно это не главная моя цель.
Мы еще поговорили несколько минут, но это уже был окончательно бессмысленный разговор. Все самое важное, было уже сказано, и содержание того, что я услышала от Анжелы, вызывало во мне тревогу.
27
А вот что радовало, так это то, что Миркин шел на поправку. Я часто заглядывала к нему в больницу и видела, как возвращался он к жизни каждый день. Это было почти чудо, так как его лечащий врач однажды по секрету мне сказал, что по всем параметрам он должен был умереть, но не только остался жив, но чувствует себя все лучше.
И вот настал день, когда Миркина выписали из больницы. На такси мы вернулись домой. Перед этим, вечером, я сделала генеральную уборку: вымыла полы и вытерла пыль, которая толстыми слоями лежала везде, где только можно. И, само собой, приготовила куриный суп.
— Такое чувство, что вернулся с того света, — произнес Миркин, снова оказавшись у себя дома.
— Не преувеличивайте, Яков Миронович, — возразила я, хотя так оно частично и было. — Давайте обедать.
— Да, будем обедать, но чуть позже. А сейчас у меня к вам просьба, в двух кварталов отсюда есть контора нотариуса. Помогите мне добраться до нее.
Я хотела спросить: зачем вам нотариус, но вовремя одернула себя. Кто я такая, чтобы этим интересоваться; если ему понадобились нотариальные услуги, это исключительно его дело.
Я сидела в приемной нотариуса и ждала, когда Миркин завершит в конторе свои дела. На это понадобилось примерно час. Зато он вышел из кабинета явно довольный.
— Я сделал то, что хотел. Можем возвращаться домой и есть ваш прекраснейший суп, — сказал Миркин.
Я снова не спросила, зачем ему понадобился нотариус, а он снова не сообщил мне, что он делал целый час в его кабинете.
Мы вместе поели суп, причем, оба кушали с большим аппетитом. После всех своих злоключений я вдруг почувствовала сильный голод.
Явно довольный Миркин откинулся на спинку стулу и лукаво взглянул на меня.
— Дорогая, Марта, а вы ведь ко мне пришли не только, чтобы у меня столоваться, но, как обычно, хотите о чем-то спросить.
— Да, — подтвердила я. — Я думаю об этом все последние дни.
— Озвучите, пожалуйста, свои мысли?
Я кивнула головой.
— Понимаете, Яков Миронович, я утратила смысл того, чем занималась всю жизнь. Для меня театр, работа актрисой были высшими его проявлениями. А сейчас я чувствую, что то, что я делаю, не имеет никакого значения. Это вообще никому не нужно. Но как мне в таком случае быть?
— Я ждал, что вы меня об этом спросите. Только не знал, когда.
— Вы знали? —
