Ну здравствуй… Папа - Константин Владимирович Ежов
И всё же, когда ближе к полуночи принесли десерт — изящные пирожные с золотистой коркой и начинкой из кленового сиропа — поймал себя на странном чувстве: будто всё это уже происходило раньше. Та же музыка, тот же свет, те же лица. Как будто проживаю чужое воспоминание, застрявшее между временами.
И тогда мне вдруг стало жутко ясно — этот обед не просто помолвка. Это ритуал. Символический акт, в котором каждая деталь, каждый жест имеет значение, понятное лишь посвящённым.
И — один из них, хотя бы потому, что теперь выхода нет и у меня появится вторая официальная невеста.
Когда под утро зал начал редеть, а первые рассветные лучи проскользнули в окна, поднялся и, кивнув всем, вышел. В коридоре стояла Ярослава. Она посмотрела на меня долгим взглядом, в котором читалось всё: усталость, тревога, скрытая гордость.
Молча кивнул ей. За моей спиной зал затихал, как море после шторма. Впереди был новый день. И новая, чёрт возьми, для кого-то эпоха. Лично для меня в обозримой перспективе освоения Солнечной системы. Плотное такое, без боязни подохнуть от радиации по пути от одной планеты к другой.
Глава 11
И вот после всего этого мне нужно было с утра ещё и в академию при токийском университете идти. Вот как? Как спрашивается учиться, когда смертельно хочешь спать. А этого всего мало, надо ка-то устроить судьбу Александра. Моего взрослого сына. Нет, к такому не привыкнешь, когда сын старше тебя. Но вот случилось, а всё в разности потоков вселенных в которых мы жили. А учитывая, насколько быстрее у них там шло время, то дорога каждая минута до его возвращения домой. И то никакой гарантии что весь их мир не схлопнется, поскольку больше нет якоря удерживающего их вселенную в стабильности.
Да именно мой потомок, случившийся между мной и императрицей Российской того мира и позволял всему их миру жить, а он тут у нас в больнице валяется. В смысле нужно срочно забрать его оттуда. Одна из Дорогобудовых уже там, так что на ноги он уже должен был встать. Короче, нужно срочно отыскать её мать Светлану, с которой он и припёрся к нам и обеспечить её сопровождающим, поскольку нашего мира она не знала.
— Фудзико, просыпайся, нам с тобой в школу, а не как остальным — продолжать бухать, — стал трясти мою, теперь уже официально, вторую невесту за плечо, стараясь при этом не разозлить окончательно, ведь дама она была не только с утончёнными манерами, но и с крайне своеобразным характером, который то и дело обламывал. Как говорится, «наследственность, воспитание и японская гордость» — три вещи, что даже совместно усмирить сложно, а в одиночку и вовсе невозможно. Но всё можно обуздать, когда дело касается собственного выбора. Так что если начнёт бузить, быстро напомню, что её тогда ждёт в ближайшем будущем.
Она, как всегда, сперва сделала вид, будто не слышит, потом тихонько, но с достоинством, повернулась ко мне лицом. Волосы её, густые и чуть спутанные, мягко рассыпались, блестя утренними бликами — в окно уже пробивался первый робкий свет, окрашивая стены моего дворца на Урале в розоватые оттенки рассвета. Комната пахла рисом, ладаном и чем-то сладковато-цитрусовым — духами, которые она, как истинная принцесса, не забывала использовать даже на сон грядущий. Но больше всего перегаром. Хоть вроде ничего крепкого не пили, но компенсировали всё это количеством.
— Ты невыносим, — пробормотала она сквозь зевок, не открывая глаз. — Как можно поднимать женщину в шесть утра после ночного застолья, да ещё и в ваших русских традициях?
— Очень просто, — ответил, стараясь не улыбнуться, — берёшь и поднимаешь. И желательно — быстро. Шевелись давай, не дома. Вернее, не так, дома, но пока моего!
На этот раз она приоткрыла один глаз и смерила меня взглядом, который мог бы заставить капитана императорской гвардии встать по стойке «смирно». Но я-то знал, что за этим ледяным взглядом прячется лукавое удовольствие — ей нравилось, когда не прогибаюсь. В её мире мужчины вокруг только и делали, что склонялись в поклонах, соглашаясь со всем подряд. А тут я, наглец из другого измерения, не боялся сказать «нет» и даже позволял себе сарказм тоннами. Видимо, именно это и удерживало её интерес. Мазохистка, одним словом. А если нет, то просто не понимаю, почему ещё не бросила эту свою дурацкую учёбу на слугу.
— Если ты не дашь мне хотя бы тридцать минут, то придумаю для тебя наказание, — проговорила она, повернувшись на бок.
— Это ты своим слугам рассказывай. Шевелись давай, сказал — наехал на неё.
— Без шуток, Кулешов!
— Хорошо-хорошо, — поднял руки, сдаваясь. — Тридцать минут. Но не больше. У нас и так аврал — академия, потом ещё надо найти Светлану, затем больница, надеюсь уже без меня.
Она не ответила, но заметил, как уголок её губ едва заметно дрогнул — то ли усмешка, то ли желание что-то сказать и не сказать. Вздохнул, сел на стул поудобнее и, привалившись к спинке, уставился в окно. За тонкой занавеской уже шумела тайга на окружающих горах.
Когда я только попал сюда, всё казалось чужим и холодным, даже тишина была другой — выверенной, почти стерильной. Но теперь, спустя месяцы, всё это стало частью повседневности. Может, потому, что я уже видел куда более дикие миры, где время течёт вспять, а небо живёт собственной жизнью.
Встал, аккуратно поправил чёлку у Фудзико, она тихо заврчала — кондиционер, как всегда, работал на пределе — и на поиски Светланы, но не своей соседки, а Императрицы российской их другого мира. По дороге попалось зеркало. Оттуда на меня взглянул человек, которого не сразу узнавал. Не из-за усталости или бессонной ночи, а из-за того, что он будто бы стал другим. Взгляд стал тяжелее, движения — точнее, а осанка — как у того, кто слишком часто командовал, а не просто выполнял.
Моя жизнь, кажется, давно перестала принадлежать мне одному. Слишком много миров, слишком много нитей, и всё почему-то тянется ко мне, как будто я — узел, на котором держится ткань реальности. Наконец мне встретилась Кими. Ну хоть кто-то, на кого можно было стопроцентно надеяться.
— Кими, найди Светлану, ну эту, новую, и езжайте с ней в больницу. Надо утрясти все
