По ту сторону боли есть любовь. Мой спаситель - Лика П.
– Ди-има… – в голосе послышались трепещущие нотки.
Бельё соскользнуло вниз, обнажив румянец стыда, что горел ярче, чем алая ткань на полу. Протест тонул в предательском вожделении – тело кричало «да», даже когда язык цеплялся за «нет».
– Чулки останутся. И эти шпильки, – губы Воронова скользили по внутренней поверхности бедра, оставляя влажные следы. – Твои лодыжки… созданы, чтобы их целовали. – Зубы легонько впились в нежную кожу, смешивая боль с наслаждением.
Он отстранился так резко, что его силуэт растворился в полумраке, оставив лишь след тепла на её коже. Конструкция на стене, к которой он подошёл – переплетение Х- образных тёмных балок с карабинами – напоминала теперь не крест, а абстракцию из линий и теней.
Металл блеснул, будто говоря: «Смотри, какой красивой может быть опасность».
– О Боже-е… я схожу с ума… – еле шевеля губами, прошептала Светлана себе же.
Она вдохнула глубже, чувствуя, как любопытство плавит границы осторожности. По спине пробежала волна мурашек – не от страха, а от предвкушения игры, где правила ещё не написаны.
Голова кружилась, словно тело уже знало то, что разум боялся озвучить: каждый карабин, каждый узел крепления манил.
Но она доверилась Дмитрию и, глядя в его потемневшие от похоти глаза, сделала несколько шагов к нему и вложила в раскрытую ладонь свою.
– Богиня, – прошептал он, касаясь губами родинки у ключицы.
Холод металла впился в запястья, заставив вздрогнуть. Щелчок защёлок прозвучал слишком громко в тишине комнаты. Лана чувствовала, как ремни плотно обхватывают кожу, а карабины слегка врезаются при каждом движении. Дмитрий методично затягивал крепления, и она ловила каждый звук: скрип кожи, его учащённое дыхание у самого уха.
– Девочка моя… – его пальцы скользнули по ажуру чулка, задев чувствительную кожу на внутренней стороне бедра. Лана резко вдохнула, мурашки побежали по телу. – Ничего не бойся. Я буду любить тебя, всегда.
Он присел перед ней, фиксируя последний карабин.
– Всегда? – голос сорвался, став хриплым от напряжения.
– Всегда, – сказал и поднялся с колен.
Его губы накрыли рот девушки, резко, грубо, жадно, лишая воздуха. Зубами задел нижнюю губу, и она вскрикнула от неожиданной боли, но он не остановился. Вкус крови смешался с мятой его дыхания. Рубашка Дмитрия слетела с него одним рывком. Ладони Светы, лишённые свободы, судорожно сжались в кулаки. Лязг карабинов. Он прижался голой грудью к её телу, и жар от кожи Дмитрия обжёг сильнее металла.
Дмитрий резко оторвался от её губ, разорвав поцелуй так же внезапно, как и начал. Отступил на шаг, не опуская взгляда, будто проверяя её реакцию. Пальцы дрожали, расстёгивая ремень, затем срывая брюки резким движением вниз.
Света не моргала, глядя Дмитрию в глаза, пока её щёки не запылали. Только когда его ладонь обхватила член, она резко опустила взгляд. Дыхание участилось: она видела, как его рука медленно скользит вверх-вниз по напряжённой плоти, кожа краснеет от трения. Губы сами приоткрылись, словно пытаясь поймать ритм этих движений.
Воронов усмехнулся, развернулся и медленно прошёлся по комнате. Каждая мышца на его теле играла под кожей, подчёркивая годы тренировок. В полумраке контуры казались ещё резче – широкие плечи, узкая талия, крепкие ягодицы. Света не могла отвести взгляд, даже если бы захотела.
– В постели ты прячешься, – он подошёл к стене, где висли, как Свете казалось, непонятные предметы, и провёл пальцами по ним, приведя их в движение и заставив звенеть металлические цепи. – А здесь спрятаться не получится, – сказал, сощурив глаза при выборе предмета.
Его рука остановилась на длинной палке с привязанным пером на конце.
– Теперь ты понимаешь, почему мы здесь?
Лана дёрнула запястьями, карабины лязгнули о металлические крепления.
– Ты хочешь сказать, я играю? – голос сорвался, став выше обычного.
Он не ответил, резко дёрнул шнур у стены. Тяжёлая портьера упала, открывая массивное зеркало в потёртой раме.
Лана замерла. В отражении – её собственное тело, обнажённое, прикованное к конструкции. С широко раскинутыми ногами и руками, обездвиженное. Грудь вздымалась короткими рывками, будто лёгкие отказались работать.
– Дима-а-а… – имя вырвалось, переходя в конце на хриплый шёпот. Она зажмурилась, но образ уже врезался в сознание: бледная кожа, перекошенное лицо, наручники, впивающиеся в запястья. – Ты… и ты тоже… меня обманул? – слёзы потекли по щекам, смешиваясь с аккуратно подведёнными ресницами.
– Открой глаза! – грубо произнёс и подошёл к Лане. Ладонь Воронова чуть жёстче, чем обычно, взяла её за подбородок, заставив взглянуть в зеркало. – Что ты видишь?
– Не..не хочу! – она замотала головой, но Дмитрий был непреклонен. В её горле стоял ком, дыхание свистело через сжатые зубы.
– Ты прячешься. В своих страхах, в прошлом, – голос Дмитрия внезапно смягчился. Он отпустил подбородок, пальцы медленно провели по её щеке, стирая слёзы.
Лана всхлипнула, непроизвольно потянувшись за его рукой, когда он отошёл. Зеркало теперь отражало их обоих: его – собранного, её – разбитую.
– Почему ты… так говоришь? – она всхлипывала, нос заложило, губы дрожали.
Дмитрий швырнул перо на диван, шагнув к ней так стремительно, что Лана вжалась в стену. Его ладони с гулким стуком ударили по дереву по бокам от её головы, вены на руках выступили буграми. Она зажмурилась, почувствовав, как щетина его щеки царапает кожу.
– Годами искал тебя… годами, – его голос сорвался, став низким и хриплым. Губы коснулись её виска, вдыхая её особенный аромат.
– Дима… – её шёпот дрожал, губы скользнули по его щеке. —Димочка… только не бросай… пожалуйста, не бросай меня, только не ты.
Он резко отстранился, пальцы впились в её подбородок, заставляя встретиться взглядами. Глаза Ланы были мокрыми от слёз, его – сузились до щелочек.
– Ты что, не расслышала? – прошипел он.
– Я люблю тебя, – выдохнула она.
И от неожиданного признания на первой секунде у Воронова раздулись ноздри, на второй его предохранители перегорели, и
Дмитрий яростно накрыл её рот, пальцы вцепились в волосы, притягивая рот к своему с такой силой, что губы Ланы расплющились от давления.
Его язык ворвался внутрь грубо, жадно, вытесняя всё: воздух, мысли, сопротивление. Лана захрипела, пытаясь вдохнуть, но он не давал – глотал её воздух, её слюну, её стоны.
Её тело выгнулось, наручники врезались в лодыжки, но боль смешалась с чем-то другим: живот
