Расслабься, это любовь - Ульяна Николаевна Романова
– Отойди десять нормальных мужиков, мне того дебила не видно, – перебила я с тяжелым вздохом.
– Чьи слова? – заинтересовался дядя Боря.
– Моей бабушки, – призналась я.
– Аплодирую стоя! Я всегда говорил, что деревенская жизненная философия самая глубокая. Куда там Аврелию и даже Кафке.
– Да я… он… Нет там никакого охотничьего азарта! И чувств у него никаких нет, я проверила, он считает меня ребенком, – отрезала я.
Кто бы знал, каких усилий мне стоило не уронить реноме, когда я увидела приближающегося к нам Римира… Наверное, я израсходовала годовой запас выдержки и нервных клеток, но это того стоило! Делом принципа стало разлюбить его навсегда, вырвать из сердца и головы с корнем!
Он ушел пять минут назад, а я до сих пор внутренне дрожала. Казалось, у меня все клетки организма вибрировали в разные стороны и с разной амплитудой.
Но как же я собой гордилась! Кажется, даже грудь выпятила от гордости собой! У меня даже самооценка выросла!
Смогла! Не растеклась лужицей от этого его фирменного взгляда «Я тут главный», а выдержала до конца!
Мысленно сама себе выдала медаль «какая я молодец», подумала и добавила еще одну!
– Я с тобой не согласен, – спокойно парировал дядя Боря.
– Нет! Все! Я задушила надежду на корню! И больше не желаю о нем думать!
– Современный неизученный парадокс заключается в том, что когда женщина перестает думать о мужчине, он начинает думать о ней, – в своей любимой полуфилософской манере сказал дядя Боря.
– Дядя Боря, вы такой умный, философ…
– А живу на улице? – он тепло улыбнулся, закончив за меня вопрос, который я решилась задать впервые. – Юленька, я просто свободен. Мне не нужна жалость, у меня есть все, что мне нужно.
– Почему? – подавшись вперед, выдохнула я.
– Горе от ума, моя дорогая, горе от ума. Когда-то я был жаден до жизни, знаний. Но чем больше изучал, тем сильнее понимал, что не знаю ничего. Что я лишь песчинка в круговороте этого несправедливого мира. С годами все теряло смысл. Мои наработки были никому не нужны без нужного финансирования. Студентам, которых я учил, не нужна была высокая философия. В мире, где господствуют деньги и люди готовы жрать себе подобных, я не нашел себе места. Я романтик, моя милая. Идеалист. Наверное, я должен был родиться в девятнадцатом веке, а не сейчас. Но у меня есть главное – возможность видеть красоту этого мира. Когда ты гонишься за его благами, перестаешь замечать мелочи – какая зеленая трава или какое красивое небо. Какие причудливые облака. Забываешь, насколько величественна природа вокруг. Я стал по-настоящему счастливым, когда выбыл из гонки за деньги, власть и статус.
Дядя Боря говорил медленно, хорошо поставленным голосом и очень интересно. Не знаю, как у него так получалось, но я готова была слушать его речь часами, хотя когда он увлекался, не понимала и половины хода его мыслей. Он всегда умел говорить просто о важном.
Мы так и познакомились – в парке четыре месяца назад. Мы с Симой сели на лавку выпить кофе, о чем-то восторженно болтая, когда в нашу беседу очень тактично вклинился дядя Боря.
Сначала мы напряглись и испугались, но быстро поняли, что он и мухи не обидит. Дяде Боре просто нужно было общение.
Кажется, тогда мы проговорили до позднего вечера. А на следующий день пришли снова в любимый парк.
Я восхищалась его эрудицией. Казалось, дядя Боря знает ответы на все вопросы – от ядерной физики до нигелизма. А его интерпретации детских сказок приводили нас с подругой в настоящий восторг.
И спустя месяц наш местный бомж стал нашим с Серафимой любимым репетитором за крайне скромную плату.
И это не потому, что мы пожадничали, – просто дядя Боря много не брал. Принципиально. Он предпочитал деньгам беседы.
– Вы были женаты?
– Был, – с ностальгией в голосе кивнул дядя Боря, – но жена не принимала мои идеалы, а я больше не мог быть ее рыцарем в сияющих доспехах. По архетипу я скорее Трубадур, нежели принц. Я первый ушел, чтобы не разочаровать ее окончательно.
– А дети?
– Детей не нажил, – с достоинством признался дядя Боря, – да и кто стал бы гордиться таким отцом? Я зимой живу на своей старой даче, а летом здесь в парке обитаю. Скучно мне там одному, а здесь столько людей интересных. Да и вы с Серафимушкой скучать не даете. Много у тебя еще заданий?
– Нет, Леша последний пример решил, – посмотрела я в тетрадь и краем глаза заметила, как загорелся экран моего мобильного.
Серафима прислала сообщение, что сегодня у нас встретиться не получится, потому что один не в меру наглый борец за нравственность припахал ее к ремонту.
Я вздохнула, пожелала гаду, чтобы у него лично ремонт не заканчивался никогда, добавила к пожеланиям метеоризм, мигрень и чтоб обувь всегда была нечищеная на службе! Чтобы он чистил, а она снова грязная становилась! И так каждый день!
Еще около часа поболтала с дядей Борей, выдала ему купюру и потопала домой.
На пороге встретила мама, воинственно поправляя полотенце, висящее на плече.
– Кабачки? – взвыла я.
– Теща уже двадцать пять лет одну и ту же пытку использует! – крикнул из кухни папа. – Ничего святого. В этом году еще три ведра помидор привезла.
– Помочь? – снимая обувь, уточнила я со смешком.
Бабушка очень нас любила, но сильнее, чем нас, она любила собственную фазенду в шестнадцать соток, на которой выращивала все возможные овощи. А по осени мешками привозила их на радость папе, который ненавидел делать закрутки. Мама их тоже не особо любила, но не выбрасывать же ценный продукт…
Подумав, я добавила к проклятиям Римира еще одно: до конца жизни закатывать кабачки!
Если папа так страдает, значит, это действительно сильное проклятие!
– Нет, мы с папой сами, – улыбнулась мама. – Как ты? Голова не болит?
Мама заботливо отодвинула повязку, внимательно рассматривая заживающий синяк на лбу.
– Нет, мамуль, все хорошо. За выходные постараюсь нагнать все пропуски.
– Голодная?
– Не-а.
– Тогда иди занимайся и отдыхай.
– Везет тебе, Юлек! – продолжал бурчать папа. – Вот бы мне сказали: иди, Коленька, отдыхай!..
– Николай, мой кабачки! Только не в стиральной машине, как в прошлый раз!
– Блин, придется доставать, – засмеялся папа.
Мама развернулась на пятках, охнула и поспешила в кухню – останавливать папин беспредел.
– Шутник лохматый! – воскликнула мама, а судя по звуку, папе еще и полотенцем прилетело.
Я прошла мимо, заглянула в комнату и зажмурилась, когда заметила, что родители целуются. И даже немного
