Тянет к тебе - Ана Сакру
– Да и не получится, они видели фото Богдана в соцсетях, – бормочу я.
– Отлично! Вот тебе и легенда, Кудряха, – щелкает Тихий пальцами словно карточный шулер перед тем, как перейти к финальному фокусу, – Мы были на вечеринке у нас дома, на дне рождения Лидки. И это даже правда, – довольно поднимает указательный палец вверх, а я начинаю непроизвольно улыбаться, слушая, – Фоменко куда-то слился, ты пошла его искать и обнаружила в спальне с какой-то девкой, – дергает бровями, намекая, что и в этом частички правды есть, – И конечно ты учинила мерзкий скандал! – с азартом заявляет.
– Я? Не-е-ет! Я не могла! Я бы просто ушла! – начинаю смеяться, потому что Яр, хватая меня за руку, запальчиво перебивает.
– Нет уж, Энджи,– сверкает на меня черными глазами, продолжая развивать свою дикую фантазию, – Это было ужасно! Ты кинулась вырывать ей волосы, разбила светильник и мечтала откусить ему член! А все потому, что была жутко пьяна, просто в говнище, Кудряха. Такой позор! Ты страдаешь от стыда до сих пор, а видео с твоим скамом пришлось выкупать.
– Ахахах, какая я, оказывается, ладно! – хохочу, – А ты что же тогда? Кинулся на защиту члена Фоменко что ли? И это подарочек от меня? – тыкаю пальцем в его содранную скулу.
Едва касаюсь, но Яр все равно тут же возмущенно шипит.
– Ой, извини, – инстинктивно подаюсь к его щеке и дую на поврежденную кожу. Близко. Почти касаясь губами.
Через секунду замираю, перестав.
Потому что понимаю, что Яр тоже замер и косится на меня совершенно серьезным, тяжелым взглядом.
– Извини, ну что там дальше, – хрипло бормочу, обратно садясь подальше. Лицо мое пылает так, что больно щекам.
Тихий сглатывает, прочищая горло. Зажмурившись, чешет бровь, прежде чем продолжать.
– Так… Ну а дальше… Кхм… – он говорит отрывисто, словно никак не нащупает мысль, – Дальше Богдан начинает при всех тебя оскорблять, а я за тебя заступлюсь. Нас растаскивают. Ты очень благодарна мне, и мы тут же понимаем, что у нас… м… любовь. Вернее… – Яр склоняет голову набок, вперив в меня нечитаемый темный взгляд, – Я всегда знал, а ты вот только тогда поняла, – делает паузу, – Ну как? И про Фоменко объясним, и про синяки, и про то, откуда я взялся…
Смотрит мне в глаза. И мне кажется, будто он говорит что-то еще, что-то очень волнующее, только я не слышу. Лишь чувствую. И в животе тепло-тепло.
– Да, все сходится, – рассеянно отзываюсь. А сама пытаюсь уловить летающую в воздухе эмоцию четче. Стараюсь, но она ускользает, тает в черных глазах напротив, – Класс…
– То есть так и говорим? – Яр чуть хмурится и задумчиво, будто неосознанно, косится на мои губы.
– Да.
– А теперь будем спать? У меня реально от недосыпа и бодуна мозг гудит, – Яр снова откидывается в кресле и немного опускает спинку. Закрывает глаза.
– Да, давай, – соглашаюсь я.
Тихий вырубается практически сразу. Я же верчусь в своем кресле, никак не находя удобного положения. В итоге, сбросив кроссовки, залезаю с ногами и сворачиваюсь неуклюжим клубком, прислонившись виском к прохладному стеклу иллюминатора.
Наконец погружаюсь в сон, плавая в котором чувствую, как Яр перехватывает мои ступни и кладет себе на колени, давая возможность лечь удобней.
Не сопротивляюсь ему. В конце концов, я сплю. Хотя его ладонь на моей щиколотке обжигает даже сквозь сон.
Глава 10. Ярик
– Запоминай, мама – Татьяна Ивановна, папа – Владимир Анатольевич, – взволнованно наставляет Анжелика, пока мы шагаем к зоне прилета, – Повтори! – на ходу требовательно ловит мой взгляд.
– Татьяна Ивановна, Владимир Анатольевич, – послушно изображаю из себя туповатого попугая.
А сам бурчу про себя “Какая же ты иногда командирша!” и мысленно закатываю глаза.
Обычно меня такое бесит и вызывает мгновенный протест. Спасибо счастливому детству в окружении отца и бабушки, которых хлебом не корми – дай всех построить.
И даже на Кудряху сейчас охота ощетиниться и цапнуть в ответ.
Потому что не хватало еще и от объекта своих сексуальных фантазий выслушивать менторский тон. Нет уж, я – главный на этой территории.
Но, во- первых, ради перспективы трахнуть кудрявую можно и немного потерпеть.
А, во-вторых, Коршунова выглядит такой нервной и дерганой, и это настолько ей не свойственно, что вместо раздражения я пропитываюсь какими-то совсем иными эмоциями.
Эй, Энджи, ну что с тобой?
Это же твоя родня, а не моя! Кто из нас должен волноваться?
У меня тоже не самая простая семейка – экземпляры как на подбор. Но все же с ними я расслабляюсь, а не наоборот.
У Анжелики же вид, будто она собралась на экзамен. Или допрос.
Движения рваные, глаза блестят, а смуглая кожа уходит с болезненный бледный оттенок.
Еще она суетится. Что тоже я за ней редко замечал. А вибрирующими волнами, исходящими от нее, сносит так, что у меня непроизвольно потеют ладони.
И такая Эндж с момента, как самолет пошел на посадку. Словно взведенный курок.
– Так, постой, – подчиняясь порыву, я торможу и крепко хватаю Кудряху за плечи, разворачивая к себе.
Смотрю четко в глаза, заставляя ее сделать тоже самое.
Анжелика хватает воздух ртом от неожиданности, растерянно хлопает ресницами, и взгляд ее мне кажется беспомощным.
Таким беспомощным, что я ее встряхиваю в попытке вернуть девчонку, которую знаю, и на которую у меня перманентно стоит. И это не этот зашуганный заяц!
Моя Эндж такая, какая была сегодня во время полета. Сонная, с выбившимся кудряшками из небрежного пучка, частым поверхностным дыханием, легким румянцем и с дрожащими ресницами от моих будто случайных прикосновений к ее ступням.
Блин, это был один из самых эротичных моментов в моей жизни – ее ноги в белых носочках на моих бёдрах, которые приходилось все время чуть сдвигать, чтобы она пяткой не уперлась мне в каменный стояк.
И я был почти уверен, что это переживание – наше общее… Что Эндж тоже повело.
Ровно до того момента, как она не проснулась на посадке и не начала нервничать, думая явно совершенно о другом.
– Ты что так напряглась, Кудряха? – интересуюсь вкрадчиво, подаваясь к ней настолько близко, что наши лбы оказываются в секунде от того, чтобы стукнуться друг об друга.
В нос мгновенно залетает ее разогретый морской запах, и меня немного ведет. Еще эта беспомощность в темных, широко
