Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов

Жора раз за разом садит в точку, рождая вопрос: что это было? Типа комедия «Горько!» (та еще комедия). Типа мюзикл «Самый лучший день». Теперь вот ди Каприо позвонил. Типа.
Все ждали: опять ржака будет. Мол, у русских часто бывают деньги, но их просадят на глупости и никогда не пожалеют. Мол, вечно ржут, когда плакать надо. Мечутся меж гопничеством пацанов и снобизмом акул — но умеют сказать волшебное слово про главное, от которого акулы прослезятся, а гопники призадумаются, то есть поменяются ролями. Это все будет, куда ж без этого у Жоры, но будет и не до смеха. Повиснет сверху колуном чума XX века, одна на всех в силу беспорядочности связей, тоже нам всем известной. И будет держать внимание похлеще чемодана с баксами.
Есть брат Егор и брат Лев, оба артисты, один хороший, другой плохой. Егор, как ясно из имени, натуральный, искренний, безбашенный, и у него всего вагон: куража, славы, бабок, баб, а вот теперь еще и СПИД. А Лев, как ясно из имени, порядочный, добросовестный, честный, скучный, и нет у него ничего, кроме бабы-пилы и кучи детей, как часто бывает со Львами. И последние станут первыми, как обещано в Библии, и не принесет это им счастья. А первые станут последними, и это тоже никому счастья не принесет, хотя попытки будут. А дальше уже спойлер, которого специально избегали, показывая фильм по серии в неделю.
Объемный портрет подло-развлекательного сословия, в которое все мечтают попасть, а особенно дети. Все не в своих санях и хотят больше, чем заслуживают, и получают больше, чем заслуживают, — в частности, СПИД вот этот. Безголосая поет, беспонтовые понтятся, безмозглые учат жизни, бесталанные снимают контент, и из пяти баб четверо крашеные (корни волос видно). Самый характерный кадр: в пролетке по брусчатке ряженые в господ лицедеи катят к банку с нерусской вывеской. Все фальшивое, и за фальшь придется платить этим вот иммунодефицитом. Вот такой, блин, шоу-бизнес, как пел знающий тему Шнур.
Словом, звягинцевское кино про то, что все умрем от нелюбви, а некоторые даже быстро — но без его надрыва, а наоборот, с деланьем селфи и рожками в кадр. Что тоже говорит не о жизнестойкости, а только о безответственности, свойственной всем у нас вплоть до автора столь сильного и выверенного кино.
Главные экстремумы жизни — свадьба, рождение, смерть. Про свадьбу он уже снял «Горько!» и «Самый лучший день». Про смерть — «Горько! 2» (липовую) и «Звоните ДиКаприо!» (настоящую). С рождением пока тянет, потому что оно должно тронуть видавших виды и зачерствелых людей, а это сложней, чем рассмешить или травмировать (что тоже непросто)[58]. И когда он сможет (а он сможет), мы признаем: местоблюститель Балабанова А. О. взошел на пустующий трон и вскоре, удерживая его, надорвется или чокнется, как его любимый фон Триер и сам Балабанов. Но до того не раз покажет, какой же мы тупой, быковатый, живой, заводной, опасный, до чертей безответственный и ценящий нефальшивое чувство народ. Цивилизованные народы ценят фальшивое, а мы вот варвары и нам подавай настоящее, с перцем и с матом, который приходится постоянно запикивать (в сериале про ди Каприо — раз пятьдесят).
И — чего до Крыжовникова никто не замечал, а он возьми да заметь — как же нам с собою, дикими и неправильными, интересно.
Танец маленьких лебедей, раков и щук «Балет», 2023. Реж. Сангаджиев
После виртуозного «Хэппи-энда» режиссер Сангаджиев поставил изысканнейшее, увлекательное, магнетическое кинозрелище, пересказать которое без слез невозможно.
Слезы в студию.
Главный театр страны, запечатленный на сторублевке, переживает стабильно нелучшие времена. Зомбированная традицией публика скупает билеты по любой цене на год вперед, но труппе очевиден застой и консерватизм. Чтобы сдуть пыль, сверху прислан новый директор (Федор Бондарчук), который сосуществует со старым (Юрий Ицков) — чекистом-рептилоидом и охранителем устоев. Образуется троевластие с худруком (Игорь Гордин), женатым на дочке генерала ГБ (Ирина Апексимова), подмявшей под себя весь притеатральный доход: ремонт, буфет, парковки и поставки. Черных схем живого нала директор-чекист не знает (!!!), но очень хочет узнать, чтобы наложить лапу. Тем временем новый босс приглашает в заповедник архаики балетмейстершу из США (Алла Сигалова), которая, как и все звезды американского танца, является беглянкой из СССР. Когда-то в прежней жизни она подбила молодежь станцевать на отчетном концерте нечто авангардное, за что на всех завели уголовные дела и выперли на гастроли в США, чтоб она там осталась и не мутила воду (какой идиот из семи сценаристов это все придумал??). Теперь она вернулась мутить воду бессюжетной постановкой о преодолении страхов — наступая на мозоль примам, чекистам, троецарствию, сбалансированному змеюшнику и рептильным представлениям россиян об искусстве большого балета. Молодежь, ведомая блудным сыном худрука (Петр Райков), на седьмом небе от движа. Худрук, у которого с невозвращенкой была любовь, полон индийских чувств, она тоже. Все трахаются в лифтах, лофтах, люксах и директорских кабинетах с видом на фонтан. Интерьеры Большого по обычаю сняты в Мариинке, ибо Москва балетная снимать у себя сроду не давала, а питерские рады были поддеть («Я вас любил», «Танцующие призраки»). Спектакли отменяют, обойденные интригуют, схемы всплывают, СОБР дважды кладет забуревших творцов носом в пол.
Сигалова с ее балетной пластикой одна-единственная и годится на главную роль, Пугачева поет последний эпический хит своего репертуара «Балет», финальный пробег восторженной труппы отсылает к паркеровской «Славе», которую, кажется, мы одни с Сангаджиевым и видели, память стерта у двух поколений подряд.
Тем временем, борьба за новое провоцирует магистральную дискуссию.
Все современное, новое, авангардное в искусстве идет по схеме демократизации творческого порыва в ущерб ремеслу. Закрытую жреческую касту умеющих рисовать, рифмовать и танцевать пробивают воинствующие дилетанты с лозунгом замшелости старых форм. Галерея «Модерн Тейт», мюнхенская «Модерн Пинакотека», второй корпус датского музея искусств набиты тоннами художественного мусора виртуозных шарлатанов, объявивших предтечами великих новаторов Лентулова, Мунка, Нольде и Филонова, которые в действительности не открывали новое искусство, а венчали собою старое — ибо новое