Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал
Королю не хочется признаться самому себе, что его просто выгнали из прайда. Он всем опостылел своим бездельем и претензиями на безоговорочное господство. Молодые львы сами уже в состоянии отогнать пришельцев, защитить молодняк от нападений леопарда или гиен. Зачем им нахлебник весом почти двести пятьдесят килограмм? Молодняк дружно отогнал короля от убитого бубала, а львицы не стали вмешиваться – возможно, они привыкли к нему, а привычка убивает страх. Это продолжалось уже несколько дней, его не раз оттесняли от добычи и допускали поесть чуть ли не в последнюю очередь. Вот и пришлось оставить свой прайд, бросить его на произвол судьбы без доминантного самца.
Наступил вечер, надо бы поесть, но вокруг не видно живности, – ни антилопы, ни даже мангуст – одни кусты и термитники.
Он бродит в одиночестве три дня без еды и каждый день теряет в весе десять килограммов, становясь всё слабее и слабее.
Солнце садится, и тень одиноко бредущего льва удлиняется. Зверь смотрит на свою тень, и ощущение собственной никчемности и неприкаянности на время оставляет его. Лев думает, какой он все еще огромный и мощный и что нет в природе другого такого величественного и могучего льва. Да нет, бывший король уже не столь велик и силен как раньше – возраст, голод и одиночество делают свое дело. Тем не менее он еще производит впечатление монументального и царственного зверя и выглядит владыкой прерий, в котором воплотился неукротимый дух дикой природы и таинственная магия доисторической тьмы, праматери нашего мира.
В этот вечер льву повезло – он встретил одинокого бородавочника, самца дикой африканской свиньи, одного из самых безобразных существ в мире. С возрастом у бородавочника выросли огромные устрашающие клыки, на морде вздулись четыре бородавки, а за головой поднялась надменная холка, покрытая жесткой щетиной.
Почему он был один? Возможно, искал убежище на ночь, бежал, чтобы до темноты спрятаться в термитнике, в норе трубкозуба или дикобраза. На этот раз бородавочник не успел добраться до укрытия и стал добычей.
Только бербериец приступил к трапезе, как невдалеке появилось незнакомое чудовище. Оно не бежало, но и не ползло, двигалось как-то странно и негромко порыкивало – тем не менее в этом незнакомом порыкивании-урчании не чувствовалось угрозы. Чудище – размером побольше буйвола – двигалось как раз к месту трапезы льва. Король поднялся, явно не собираясь уступать добычу чужаку.
Мой спутник притормозил, развернул автомобиль так, чтобы нам хорошо были видны лев и его жертва.
– Не понял, зачем мы остановились? – спросил я. – Это ведь просто лев, решил поужинать бородавочником. Мы только что видели в ложбинке целый прайд таких львов, ты еще не насмотрелся?
– Нет, не просто лев, – ответил он. – Это берберийский лев. Считается, что их еще римляне истребили, выпуская на арену для схваток с туранскими тиграми. Посмотри, какой громадный. Он старый и скоро умрет. Давай подстрелим его, привезем домой красивую шкуру.
– Не надо, пусть живет.
Урчание прекратилось, чудовище не подавало признаков жизни.
Бывший король решил продолжить трапезу, но в это время откуда-то со стороны гор до него донесся рык льва, – вначале одного, потом другого – по протяжности и силе можно было определить, что пришельцы – молодые и сильные самцы.
В угасающем свете проступала темная широкая полоса – как раз в том месте, где смыкались небо и земля. Там, во влажном оазисе, расположилось всё его семейство – львицы с малышами и нагловатые недоростки с зачатками гривы. Лев всё время наблюдал за ними, стараясь оставаться незамеченным. Это, наверное, недостойно бывшего короля великого прайда, но он испытывал явное удовольствие, обнюхивая следы и сломанные ветки, узнавая, кто здесь был, с кем подрался или что другое приключилось. Отверженный лев пока не научился жить в одиночку. Дурное предчувствие шевельнулось в душе изгоя. Рано они его выгнали. Вон идут голодные до наживы и самок молодые львы. Кто защитит семью от чужаков?
Лев знал, что, если придут новые хозяева прайда, львята и молодые львы будут убиты и съедены захватчиками. Для них только он – единственная надежда на спасение.
Да, этот лев – выходец из доисторической тьмы нашего мира, воплощенный дух жестокой пустыни. И всё же кто-то вдохнул в него маленький кусочек души и света, и теперь волею небес внутри страшной машины, идеально приспособленной для убийства, трепещет чтото, немного напоминающее любящее сердце, которое учащенно забилось, едва лев услышал рык пришельцев и понял, что его прайду грозит смертельная опасность.
Король вспомнил прежние битвы и победы, гормон ярости ударил ему в голову, решение принять бой пришло мгновенно. Над уступами степного плоскогорья пронесся могучий рев царя зверей.
– Смотри, разбойники приближаются, – сказал мой спутник. – Их двое, берберийцу не устоять, ему суждено погибнуть. Давай застрелим этих неофитов или попробуем отпугнуть выстрелами.
– Не вмешивайся, прошу тебя. Сражение и гибель – счастье и предназначение старого воина. Пусть произойдет то, что им всем на роду написано.
В борьбе за прайд львы часто ограничиваются конкурсом голосов и взаимным запугиванием. Они предпочитают не вступать в схватку, понимают, что от полученных ран обеим сторонам – победителям и побежденному – суждено умереть, кому-то раньше, кому-то позже.
Теперь он один, и это конец. Помощь не придет – ни от семейства, ни с пустого неба, ни из неприступных термитников. Но бербериец не уступит пришельцам, он примет бой. Душераздирающий рев разносился на десять и более километров и продолжался несколько часов. Пустыня не могла уснуть. Ее обитатели – и прайд львов, и семья бородавочников, и вышедшие на промысел трубкозубы с дикобразами, и стада антилоп и оленей, и гиены с шакалами, и жители ближайших деревень, и мы, случайные свидетели этой битвы, – все ждали завершения сражения.
Львы бились не из-за бородавочника, они бились за продолжение своего
