Таинство ближнего - Мать Мария (Кузьмина-Караваева)
Что это значит в земном конкретном смысле? Как это проявить при каждой встрече с человеком, чтобы эта встреча была настоящей, подлинным Богообщением в человекообщении? Это значит каждый раз отдать Христу душу свою, чтобы Он ее принес в жертву за спасение данного человека. Это значит соединиться с этим человеком в жертве Христовой, в плоти Христовой. Таковы единственные заветы, полученные нами в Благовествовании Христовом и подтверждаемые ежедневно во время совершения Евхаристии. Таков единственный подлинный путь христианина, и в свете его все другие пути меркнут и затуманиваются.
Нельзя осуждать идущих этими другими путями, условными, нежертвенными, не требующими самоотдачи, не открывающими всей тайны любви. Но и молчать о них тоже нельзя. Может быть, раньше было можно, а теперь нельзя.
Приходят такие страшные сроки, мир так изнемогает от своих струпьев и ран, так взывает в тайниках своей души к христианству и одновременно так далек от христианства, что христианство не может, не смеет явить ему свой лик в искажении, в умалении, в застланности. Оно должно опалить его всем огнем Христовой любви, оно должно за него пойти на крест, должно воплотить в нем Самого Христа.
И пусть, и пусть этот вечно вновь воздвигаемый крест будет новым эллинам безумием и новым иудеям соблазном – для нас он будет Божией силой и Божией Премудростью. Пусть мы призваны к духовной нищете, к юродству, к гонениям и поношениям, – мы знаем, что это единственное призвание, данное нам Самим гонимым, поносимым, нищающим и умаляющимся Христом. И мы не только верим во обетованные блаженства, – сейчас, сию минуту, среди унылого и отчаявшегося мира, мы уже вкушаем это блаженство тогда, когда с Божией помощью и по Божию повелению отвергаемся себя, когда имеем силу отдавать свою душу за ближних своих, когда в любви не ищем своего.
Вторая евангельская заповедь[70]
Есть в христианском мире постоянная тенденция в минуты различных исторических катастроф особенно напряженно проповедовать углубление в себя, уход от жизни, стояние одинокой души перед Богом.
Мне кажется, что тенденция эта и сейчас начинает очень сильно проявляться, особенно среди православных. И дает она такую особую странную картину мира: с одной стороны, все разнообразные силы зла, объединенные и утверждающие могущество коллектива, массы, и ничтожность и незначительность каждой отдельной человеческой души, а с другой стороны – рассыпанные, необъединенные и утверждающие себя в этой рассыпанности и необъединенности христианские души, для которых мир становится каким-то злым призраком, а единственной реальностью – Бог и моя одинокая душа, трепещущая перед Ним.
Мне представляется такое умонастроение определенно соблазнительным, определенно страшным, как для каждого отдельного человека, так и для судьбы Церкви Христовой, и хочется со всей силой восстать против него и звать людей друг к другу, к общему стоянию перед Богом, к общему претерпеванию скорбей, к общему отражению соблазнов. И для такого зова можно найти огромное количество самых непреложных оснований во всех областях христианской жизни.
Начну с того, что воспринимается как наиболее личное, интимное, с области, о которой все знают, что именно в ней-то душа одиноко стоит перед Богом, – с православных молитв, и чтобы еще более стеснить себя, с молитв не общецерковных, совершаемых во время церковного Богослужения, где их неличный характер сам собою разумеется, а именно с молитв личных, всем известных, творимых у себя, при закрытых дверях. Я разумею обычное последование молитв утренних и вечерних, которое можно найти в любом молитвеннике и к которому мы привыкли с самого детства. Мне важно установить в них абсолютное преобладание обращений к Богу от нас, а не от меня. С этой точки зрения я хочу проследить их.
Начинаются они так: «Слава Тебе. Боже наш, слава Тебе». Молитва «Царю небесный» кончается: «…прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наши». Трисвятое кончается «помилуй нас». «Господи, очисти грехи наши, Владыко, прости беззакония наши, Святый, посети и исцели немощи наши имене Твоего ради». Дальше идет молитва Господня, начинающаяся с обращения: «Отче наш… Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого».
В утренних молитвах далее множественное число употребляется с такой же определенностью и так же часто. «Припадаем Ти, вопием Ти… Помилуй нас… Зовем в полунощи… Приидите, поклонимся Цареви Нашему Богу… Приими моления наша… Очисти ны… Даруй нам… Обрящемся готови… Яко Спаса родила еси душ наших…»
Дальше идут молитвы о живых и об усопших, то есть о других, опять не о себе только. И совершенно то же повторяется в вечерних молитвах. Таким образом самое личное, самое сокровенное, что есть в жизни православного человека, пронизано все насквозь этим ощущением общности его со всеми, ощущением соборного начала, присущего православной церкви. Это чрезвычайно многозначительно, это обязывает задуматься.
Если это так в частной молитве человека, то не приходится даже и говорить об общецерковной молитве. Литургия же не может совершаться даже священником, если он один, ему необходим для ее совершения хотя бы еще один человек, который символизирует собою народ. А само таинство есть именно общее дело Церкви, совершаемое о всех и за вся.
Православные люди погрешили бы неким недолжным протестанствованием, если бы забыли об этих центральных и характернейших особенностях своей православной истины. В православной церкви человек не одинок и не в уединении проходит путь спасения, а является членом Тела Христова, разделяет судьбу своих братьев во Христе, оправдывается праведниками и несет ответственность за грехи грешников. Православная церковь – это не одинокое стояние перед Богом, а соборность, связывающая всех узами Христовой и взаимной любви. И это не есть нечто, выдуманное богословами и философами, а точное указание Евангелия, проводимое в жизнь веками существования Тела Церковного. И Хомяков, и Достоевский, и Соловьев, много уяснившие широким слоям русского культурного общества эти истины, могут подтвердить их ссылками на Слово Божие, на точное указание Спасителя. Православный человек только тогда и исполняет в полноте заветы своей веры, когда воспринимает их как некую двуединую заповедь любви к Богу и любви к ближнему.
Бывают, конечно, целые эпохи уклонений от правильного отношения к
