Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак
Стремление к твердому порядку является, пожалуй, самой характерной чертой в картине этой поздней эпохи. И эту склонность мы также встречали уже раньше, особенно у Климента. Но нигде, за исключением Игнатия, эти вопросы не играли такой большой роли, как теперь. Утрачено доверие к свободному развитию духа, стремятся все регламентировать. Об этом явно свидетельствуют пастырские послания, Учение XII апостолов. Свободное обнаружение духа стало считаться теперь опасным и в деле учения: вместо всеобщей свободы слова и учения выступает прикрепленность к должности, которая, будучи поручаема только надежным людям, служит гарантией правильной дальнейшей передачи здорового чистого учения, II Тим. 2, 2. С точки зрения пастырских посланий носитель свободного духа наряду с церковным должностным лицом есть не более, как еретик. Пусть даже такой учитель, как автор послания Варнавы, занимал известное положение в церкви; однако и на нем мы видим, как легко принимается за ересь всякое стремление к гносису. В некоторых местах существовали еще харизматики, апостолы, пророки и учителя — так называется и теперь еще старая славная триада, Дид. 11, 13 — и где таковые были, там они пользовались величайшим уважением. Им принадлежало безусловное право литургических функций, и они ничем не были ограничены в этой области, 10, 7. Только за отсутствием их — как того строго требует еще теория — эти обязанности выполняются должностными лицами общины, епископами и диаконами, 15, 1. Им принадлежит также право на приношения от общины; эти люди Господни пользуются даже преимуществом перед бедными в общине, 13, 1. Нечто подобное ветхозаветной идее священства соединяется здесь с ореолом указанных носителей духа и затем с них переходит на должностных лиц общины.
Но — и в этом вторая и еще большая опасность — пророчество первоначального христианства было дискредитировано не только в отношении догмата, но и в нравственном отношении. Общины часто становились жертвами жестокого обмана со стороны подобных людей, говоривших якобы именем Господним. Отсюда — стремление оградить себя от эксплуатации. Но сделать это нелегко, потому что, с другой стороны, недоверие к истинному пророку признается грехом против Духа Святого, Дид. 11, 7. Таким образом устанавливается правило: пророк должен иметь нрав Господейь. Под этим разумеется, что он поступает согласно своему учению; что, будучи сам строгим аскетом, он не требует того же от других и, самое главное, — что он проявляет высшую степень самоотречения: пророк может, конечно, заказать трапезу — но только не для себя самого; он может, конечно, просить денег для неимущих, однако сам не должен вовсе принимать денег, а тем более требовать их «в духе», II, 8 сл. Он говорит сам от себя, побуждаемый Духом, а не отвечает на вопросы; он пророчествует и обличает, потому что иначе не может поступать, но вовсе не берет за это платы, Ерм. Зап. XI 5 сл. Отсюда мы можем заключить, как много общины натерпелись от своих пророков. Земное желание, алчность действуют особенно отталкивающе, если они прикрываются божественным вдохновением. Поэтому и пастырские послания требуют от должностных лиц общины прежде всего, чтобы они были свободны от любостяжания.
Под видом божественного вдохновения проявлялось людское тщеславие. Пример того мы видим на самом авторе послания Варнавы, надутое тщеславие которого выступает особенно резко под велеречивыми формулами смирения. Отсюда предостережение — не искать звания учителя, Игн. Еф. 15, 1, Иак. 3,1, причем выставляется огромная ответственность этого положения. Язык — орган, всего труднее управляемый; грехи языка — самые опасные. Духовная суетность и болтливость должны были особенно сильно распространяться среди женщин, 1. Тим. 5, 13. Вытеснение вдохновенного учения церковной должностью представляется нам на первый взгляд как ограничение, как нравственный регресс. Но если принять во внимание, что часто дело шло скорее об устранении самозванного учения, лишенного внутреннего божественного призвания, то мы будем судить иначе. Раз исчез дух, раз он потерял свою силу и нравственную безупречность, тогда уже лучше строго определенная, урегулированная, подчиненная контролю и ответственная должность учителя.
Но, с другой стороны, и в должности заключается, конечно, своя опасность; ввести ее удается не без конфликтов, которые нередко сильно угрожают спокойствию общины. Не так-то просто прижать к стене харизматиков, истинных и ложных. Рядом с этим честолюбие, не имеющее уже теперь возможности блистать в пророческой мантии, превращается в иерархический карьеризм. Развивается властолюбие, и открываются новые пути для алчности: заведование общинной кассой, вдовьим и сиротским капиталом служит соблазном к злоупотреблениям. Подобные явления случались. Мы имеем доказательства тому. Однако нельзя не признать, что все это только отдельные случаи, которые немедленно безусловно клеймились; принимались различные меры предосторожности против указанных злоупотреблений; допустим даже, что эти меры при избрании должностных лиц осуществлялись лишь до известной степени, все же в результате их применения должен был создаться клир, который служил украшением христианских общин, к чести христианства. И то, что нам известно о таких людях, как Игнатий, Пояикарп и др., вполне подтверждает подобное ожидание.
От лица, имеющего сделаться епископом, требуется, чтоб он был непорочен, единоженец, трезв, рассудителен, честен, гостеприимен, учителем, не пьяница, не буян, но человек кроткий, не сварливый, не корыстолюбивый; чтоб он хорошо управлял своим домом, детей воспитывал в повиновении; он не должен быть из новообращенных, должен пользоваться хорошей славой даже у нехристиан, I Тим. 3, 1, сл., Тит. 1, 5 сл. Определению на должность диакона предшествует испытание, беспорочен ли он, честен ли, не двоязычен ли, не пьяница ли, не корыстолюб ли. Только за достойное исполнение должности диакона обещается повышение в следующую степень, I Тим. 3,8 сл.
Иногда наблюдается наклонность к позднейшему католическому воззрению, которое всецело выделяет клир из общины, ставит его над нею. Посвященный через рукоположение приобретает именно в силу этого акта такой авторитет, который не может быть умален даже молодостью посвящаемого, I Тим. 4, 12, Тит. 2, 15. Жалованье должностным лицам разумеется само собою, 1 Тим. 5, 17; менее очевидно идейное, вне мирских интересов лежащее обоснование этого положения — якобы они не должны были запутываться в заботах о поддержании себя, II Тим. 2, 3-7. То
