Третья исповедь экономического убийцы - Джон М. Перкинс
Согласно некоторым источникам, SIL получал финансирование из благотворительных организаций Рокфеллеров. Основатель династии Джон Д. Рокфеллер создал Standard Oil, которая позже разделилась на крупные компании, такие как Chevron, Exxon и Mobil[61].
Рольдос показался мне человеком, который выбрал для себя путь, проложенный Торрихосом. Оба противостояли самой могущественной в мире силе. Торрихос хотел вернуть Панамский канал, в то время как крайне националистическая позиция Рольдоса по нефти угрожала самым влиятельным в мире компаниям. Как и Торрихос, Рольдос не был коммунистом, но он отстаивал право своей страны самостоятельно решать свою судьбу. И, опять же, как с Торрихосом, эксперты предрекали, что крупный бизнес и Вашингтон ни при каких условиях не потерпят Рольдоса в качестве президента и, если его выберут, его ждет та же участь, что Арбенса в Гватемале и Альенде в Чили.
На мой взгляд, эти две личности, объединив усилия, вполне могли возглавить новое движение в политике Латинской Америки, и это движение стало бы фундаментом для изменений, которые повлияют на все страны нашей планеты. Это не Кастро и не Каддафи. Они не связаны ни с Россией, ни с Китаем, ни с международным социалистическим движением, как Альенде. Это популярные, умные, харизматичные лидеры, отличавшиеся прагматизмом, а не догматизмом. Националисты, но не антиамериканисты. Если корпоратократия была создана тремя силами – крупными корпорациями, международными банками и правительствами, вступившими с ними в сговор, – Рольдос и Торрихос могли бы исключить правительственный сговор из этого уравнения.
Значительную роль в предвыборной программе Рольдоса играла так называемая углеводородная политика. В основе этой политики лежала идея о том, что самый ценный потенциальный ресурс Эквадора – углеводород и что любая эксплуатация этого ресурса должна приносить значительную выгоду максимальному проценту населения. Рольдос твердо верил в обязанность государства помогать бедным и обездоленным. Он выразил надежду, что углеводородную политику можно использовать как движущий фактор социальной реформы. Однако ему приходилось действовать крайне осторожно, поскольку он знал, что в Эквадоре – как во многих других странах – его не изберут без поддержки хотя бы некоторых влиятельных семей и, даже если он победит на выборах без них, его программы никогда не будут реализованы без их содействия.
Лично я был рад тому, что Картер находится в Белом доме в это решающее время. Несмотря на давление со стороны Texaco и других нефтяных компаний, Вашингтон старался не вмешиваться в ситуацию. Я прекрасно понимаю, что это было бы невозможно при любой другой администрации, республиканской или демократической.
Как мне кажется, именно углеводородная политика убедила эквадорцев посадить Хайме Рольдоса в Президентский дворец в Кито – своего первого демократически избранного президента после долгой череды диктаторов. Основные принципы своей политики он обозначил в инаугурационной речи 10 августа 1979 года:
Мы должны предпринять эффективные меры, чтобы защитить энергетические ресурсы нашей страны. Правительство обязано поддерживать диверсификацию экспорта и не терять экономической самостоятельности… Наши решения будут продиктованы исключительно национальными интересами и отстаиванием наших суверенных прав.
Став президентом, Рольдос взялся за Texaco, поскольку к тому времени компания стала основным игроком на нефтяной арене. Отношения были, мягко говоря, непростые. Нефтяной гигант не доверял новому президенту и не хотел участвовать в какой-либо политике, создающей новый прецедент. Он прекрасно понимал, что подобная политика может стать примером для других стран.
Речь главного советника Рольдоса Хосе Карвахаля, подытожила позицию новой администрации:
Если партнер [Texaco] не хочет рисковать и инвестировать в исследования месторождений или осваивать участки нефтяной концессии, другой партнер вправе сделать эти инвестиции и вступить в права в качестве владельца…
Мы считаем, что наши отношения с иностранными компаниями должны быть справедливыми; нам придется проявить твердость, подготовиться к любым видам давления, но ни в коем случае не проявлять страха или комплекса неполноценности в переговорах с ними.
В первый день 1980 года я дал себе обещание. Начиналась новая декада. Через 28 дней мне должно было исполниться 35 лет. Я принял решение в течение следующего года коренным образом изменить свою жизнь и в будущем брать пример с современных героев, таких как Хайме Рольдос и Омар Торрихос.
Более того, за несколько месяцев до этого произошло совершенно невообразимое событие. С точки зрения прибыли компании Бруно был самым успешным президентом в истории MAIN. Тем не менее внезапно и без предупреждений Мак Холл уволил его.
Глава 27. Я ухожу
Когда Мак Холл уволил Бруно, это произвело эффект землетрясения в MAIN. Вызвало смятение и разлад во всей компании. У Бруно было немало врагов, но даже некоторые из них встревожились. Многим сотрудникам мотив был совершенно ясен – зависть. Во время обсуждений за обеденным столом или у кофейного автомата поговаривали, что Холл боялся этого человека, который был на пятнадцать лет младше его и сумел вывести компанию на небывалый уровень прибыли.
– Холл не позволил Бруно насладиться успехом, – сказал один из сотрудников. – Он наверняка понимал, что в скором времени Бруно возглавит компанию и отправит старика на пенсию.
Будто в подтверждение этих теорий Холл назначил новым президентом Пола Придди. Пол много лет занимал пост вице-президента MAIN, отличался добродушием и был инженером до мозга костей. На мой взгляд, этот заурядный, безотказный человек будет выполнять любые прихоти председателя и никогда не станет угрожать ему своими блестящими достижениями, принося компании фантастическую прибыль. И мое мнение разделяли многие.
На меня уход Бруно произвел удручающее впечатление. Он был моим личным наставником и ключевой фигурой нашей международной работы. Придди, напротив, занимался деятельностью компании в Соединенных Штатах и практически ничего не знал об истинных задачах нашей заграничной работы. Я даже задумался, не собирается ли компания изменить свою политику. Я позвонил Бруно домой и нашел его в весьма философском расположении духа.
– Что я могу тебе сказать, Джон? Он и сам прекрасно понимал, что повода у него нет, – сказал он про Холла, – так что я потребовал очень щедрую компенсацию и получил ее. Мак контролирует значительную часть голосующих акций, и, раз он принял решение, я не могу на него повлиять.
Бруно намекнул, что рассматривает несколько предложений на высокие должности в международных банках, которые были нашими клиентами.
Я спросил его, что он посоветует мне.
– Смотри в оба, – сказал он. – Мак Холл потерял связь с реальностью, но никто ему этого не скажет, особенно теперь, после того что он сделал со мной.
В конце марта 1980
