Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль
В экономические соображения всегда просачиваются неэкономические ценностные суждения, из-за чего модели экономических наук заполонили нелепости типа homo oeconomicus, от которых порой волосы встают дыбом. Поведенческая экономика выстроена не лучше, так как она часто исходит из того, что люди в конечном счете всегда являются жертвами искажений, отчасти объяснимых эволюцией ложных и поспешных заключений, так что поведенческая экономика считает нас иррациональными и, вместе с тем, подверженными манипуляциям [251].
Но то, что поведенческие экономисты, тем самым, считают иррациональным, и есть наша рациональность, которая развивалась эволюционно в силу нашей природы как социальных живых существ и является истоком нашей высшей морали.
Наша рациональность — это не экономический расчет, ориентирующийся на прибыль и прибавочную стоимость, — такое представление человеческого разума о самом себе упускает из виду этику и логику и поэтому в своих последствиях является, что не удивительно, неэтичным и нелогичным, т. е. некогерентным.
Основания наших сегодняшних ценностных представлений ни в коем случае не следуют из одних только естественных наук и уж точно не из экономических наук. Ни Смит, ни Маркс не имели представления о сексуальном освобождении и нацеленной на равноправие эмансипации женщин от ролевых образов, которые женщины должны были сносить тысячелетиями (и которые мы еще далеко не полностью оставили позади).
Для прогресса в области эмансипации была необходима глубинная психология[252], прежде всего психоанализ, а равно и современная литература и искусство, которое, особенно начиная с XVIII века, познакомило нас с широким спектром сексуальных желаний. Эмансипация женщины до состояния равноправного лица в гражданской жизни была бы невозможна без гуманитарного, философского и культурного исследования человеческим духом и чувственной плотью самих себя.
Таким образом, странной ошибкой нашего времени является вера в то, что моральные ценности можно как-то вывести из экономических ценностей, — заблуждение, которое часто — несправедливо — возводят к Адаму Смиту [253]. Моральное познание нельзя вывести из ситуации конкуренции между акторами, соревнующимися за ресурсы. С помощью экспериментов в русле поведенческой экономики вроде тех, например, что проводит в Боннском университете исследовательская группа моего знаменитого коллеги Армина Фалька, можно разве что установить, что в ситуациях соревнования люди сами ориентируются на моральные принципы. Как показывают эксперименты, люди часто ведут себя моральнее, чем ожидается, когда людей по природе считают эгоистами (что, очевидно, не так).
Вывод, который я хочу сделать из этого хорошо подкрепленного экспериментально размышления, гласит, что этика является той основополагающей дисциплиной, которая развивает ориентиры в вопросах о том, в каких условиях вообще должны применяться экономические модели конкуренции. Нужно провести масштабное междисциплинарное исследование, если мы хотим основать более устойчивую форму ведения хозяйства, в центре которой будет стоять человек, причем так, как он есть.
Экономические, а равно и все другие прогностические модели никогда не бывают лучше тех допущений, из которых они исходят. Поскольку в основании экономического моделирования лежат заблуждения из философии, этики и гуманитарных наук, это значит, что нашу экономику формирует однобокий вплоть до ложности образ человека, что ведет за собой фатальные ошибки, которые особенно проявляются в кризисах.
Если мы придерживаемся образа человека как невольного потребителя, то аксиому о том, что «рост ведет к материальному благополучию, людям другого и не надо», изменить не выйдет. Последствия для человека и окружающей среды известны.
Морально приемлемая форма хозяйства может возникнуть, только если независимая от экономики дисциплина философской этики будет учитывать гуманитарное знание из всех научных областей, но равно и жизненный опыт, искусство, религию и житейскую мудрость. Ведь в этике речь идет о человеке в целом, которого другие дисциплины разбирают на соответствующие подсистемы и рассматривают в их рамках.
Разумеется, фундаментальной ошибкой, к сожалению, все еще плотно встроенной в идеологию XXI века, является вера в то, что человек тождественен одной из этих (биологических, психологических, экономических и т. д.) подсистем и что его, тем самым, можно расшифровать с помощью оптики ведущей дисциплины, задающей такт для всех других дисциплин. В философии это, начиная с Гилберта Райла, называют категориальной ошибкой[254].
Категориальная ошибка заключается в том, что сложный феномен классифицируется однобоко и потому ложно: люди ведут себя эмпирически наблюдаемым за счет методов социальных наук образом. При этом проявляются ценностные представления, которых они придерживаются не всегда, как легко показывает опыт. В этой перспективе люди предстают частично иррациональными. Но это не значит, что их ценностные представления ложны или не имеют последствий. Согласно категориальной ошибке, о которой здесь идет речь, из наблюдений за человеческим поведением можно заключить, что подлинных универсальных ценностей не существует, а есть лишь более или менее хорошо статистически выявляемые ценностные представления, совпадающие с предпочтениями акторов. Эту категориальную ошибку я называю «экономизмом». Он особенно опасен, так как формирует нашу социально-экономическую повседневную действительность. Он сводит моральные ценности к экономическим, а последние, в свою очередь, пытается редуцировать посредством поведенческой экономики к поведенческим паттернам человеческих животных.
Согласно экономизму поведенческая экономика является парадигмальной наукой о поведении человеческих групп, соревнующихся между собой по принципам рынка. Так как было показано, что конкуренция в царстве животных как у нечеловеческих животных, так и у людей отчасти следует моральным принципам, далее предполагается, что с помощью экономического моделирования можно установить, как люди должны поступать. Именно в этом и состоит заблуждение.
Экономизм обязан своим мнимым правдоподобием тому обстоятельству, что он тайком протаскивает моральные суждения в свои модели и задним числом выдает их за результаты экспериментальных наблюдений. Недавно в поведенческой экономике было указано на то, что люди (и другие живые существа) ориентируются на честность и взаимность, что, таким образом, существует и homo cooperativus[255]. Во всяком случае, стало ясно, что человек в своей социальной действительности стремится не только к индивидуальной выгоде любой социальной ценой. Но эту идею можно выразить, только если у нас есть понятие морального мышления и поведения. Это понятие не было выведено из эмпирического наблюдения за людьми, но любое, даже самое рафинированное, теоретическое построение в поведенческой экономике исходит из него.
При этом подлинные моральные, ценностные суждения предшествуют социальным наукам, включая социологию и политологию[256]. Просто неверно (к счастью), что экономисты, социологи и политологи судят из морально нейтральной позиции и иногда
