Я – мы – они. Поэзия как антропология сообщества - Михаил Бениаминович Ямпольский
274
Рубинштейн Л. Знаки внимания. М., 2012. С. 24–25.
275
Наиболее последовательно словарный принцип проведен в книге Рубинштейна «Словарный запас» (М., 2008).
276
Рубинштейн Л. Причинное время. С. 81.
277
Рубинштейн Л. Причинное время. С. 82–83.
278
Там же. С. 100–101.
279
Барт Р. Лингвистика дискурса // Барт Р. Система моды: Статьи по семиотике культуры. М., 2003. С. 457.
280
Барт Р. Дискурс истории // Там же. С. 433.
281
Рубинштейн Л. Регулярное письмо. СПб., 1996. Здесь и далее цитирую по электронному изданию без указания страниц.
282
Там же.
283
Рубинштейн Л. Время политики. С. 133. Или в ином месте: «Но в наши дни, как мне кажется, проблема взаимного непонимания приобрела какие-то почти катастрофические масштабы. Потому что это самое непонимание заметно уже и внутри социальных групп. Вроде бы все произносят одни и те же слова. Но ты все время чувствуешь, что для тебя и для твоего собеседника они имеют совершенно разные значения, вплоть до прямо противоположных. Или, что еще хуже, они и вовсе не имеют никаких значений, а употребляются лишь инструментально, с целью заполнения пустующих коммуникационных емкостей» (Рубинштейн Л. Знаки внимания. М., 2012. С. 195–196).
284
Рубинштейн Л. Время политики. С. 119.
285
Там же. С. 10–11.
286
Там же. С. 12.
287
Рубинштейн Л. Время политики. С. 134. Ср.: «Хорошо бы разобраться, кстати, и с личными местоимениями. Они ведь для чего-то же все-таки существуют? Хорошо бы в каждом конкретном случае понимать, кто такие „вы“ и кто такие „мы“. И кто такие „они“. Хорошо бы всякий раз ясно представлять, где „я“, где „ты“, где кто. Надо попытаться по возможности спокойно разобраться, что такое „за нас“ и „против нас“. И почему хочется иногда спросить: „Мы – это только вы, а не, например, и я тоже?“» (Рубинштейн Л. Причинное время. С. 306). Михаил Айзенберг пишет о «мы-группе», отчасти и сформированной самим Рубинштейном: «Система обнаружила новое для себя свойство социальной общности: свой малый круг стал ощущаться внутренним пространством с возможностью человеческих контактов, не помеченных социальной зоологией – не припечатанных социумом. Произошло какое-то отчуждение, выделение. Выстроилась какая-то, как говорят социологи, „мы-группа“… Мне кажется, что именно деятельность Рубинштейна работала на возникновение такого сообщества наиболее оперативно и долговременно: стала каким-то постоянным провокатором этого процесса» (Айзенберг М. Появление автора // Пятая волна (Амстердам). 2024. № 2 (5). С. 186–187).
288
Шюц А. Символ, реальность и общество // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 518.
289
Шлегель Ф. Фрагменты // Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М., 1983. Т. 1. С. 296.
290
Там же. С. 201. В другом фрагменте Шлегель пишет о «намерении, доходящем до иронии, с произвольной видимостью самоуничтожения» (Там же. С. 307).
291
Беньямин В. Маски времени: Эссе о культуре и литературе. СПб., 2004. С. 352–353.
292
Беньямин В. Маски времени. С. 353.
293
Шлегель писал об иронии: «Подобно тому как наивное играет с противоречиями теории и практики, так гротеск играет с удивительными смешениями формы и материи, любит видимость случайного и странного и как бы кокетничает с безусловным произволом. Юмор имеет дело с бытием и небытием, и его подлинную сущность составляет рефлексия» (Шлегель Ф. Указ. соч. С. 308).
294
Frey H.-J. Interruptions. Albany, 1996. P. 25.
295
Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность. М., 1996. С. 103.
296
Там же. С. 103.
297
Там же.
298
Там же.
299
Шлегель Ф. Указ. соч. С. 360.
300
Рорти Р. Указ. соч. С. 104. Любопытно, что неформальное искусство, развившееся в СССР в 1970-е годы, все строилось на иронии и пародии, на переописаниях конечных словарей. Такая позиция предполагала гораздо больший диапазон свободы, но сама почти маниакальная, хоть и пародийная по своему пафосу, привязанность к основному лексикону советской официальной культуры отчасти нейтрализовала это «открытие» и освобождение. Показательно, что Эндрю Соломон назвал свою книгу об этом искусстве «The Irony Tower», иронически отсылая к «Ivory Tower» – башне из слоновой кости, отделяющей ее обитателей от мира и замыкающей их внутри себя (Соломон Э. The Irony Tower: Советские художники во времена гласности. М., 2013).
301
Frazier B. Rorty and Kierkegaard on Irony and Moral Commitment: Philosophical and Theological Connections. New York; Houndmills, 2006. P. 11.
302
Рорти Р. Указ. соч. С. 53.
303
Halbwachs M. La mémoire collective. Paris, 1968. P. 5.
304
Рубинштейн Л. Кладбище с вайфаем. С. 42.
305
«В любом случае из различных элементов такого рода, запомненных в прошлом, семейная память создает рамку, которую она старается хранить в неприкосновенности и которая образует как бы каркас семейных традиций. Эта рамка состоит из датируемых фактов, из образов, длившихся лишь некоторое время, но поскольку в ней находятся и суждения, выносившиеся о них самим семейством и его окружением, то по своей природе она принадлежит к коллективным понятиям, которые не расположены ни в каком определенном месте и моменте, но словно возвышаются над течением времени» (Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007. С. 191).
306
Рубинштейн Л. Кладбище с вайфаем. С. 50.
307
Этот термин ввел в обиход Бенедикт Андерсон применительно к нациям.
