Культура Древнего Рима. Том I - Е. М. Штаерман
Часто высказываемые мнения о том, что Рим не дал миру оригинальных мыслителей и великих открытий в силу присущего римскому уму практицизма и неспособности к теоретической деятельности, по существу исключают объективную оценку особенностей культурной традиции, сложившейся в Риме ко времени Империи.
Рим, «открывший» для себя богатейшие ценности греческой и эллинистической культуры и «покоренный» этой культурой, воспринимал ее отнюдь не механически. Ко II в. до н. э. культурные ценности римской традиции имели уже свою историю и были результатом становления и развития чисто римской формы социальной организации — римской гражданской общины. Вплоть до конца античного мира культурная традиция римлян при всех испытываемых ею влияниях и изменениях опиралась на ценности, лежавшие в основе италийского типа хозяйствования, во главе которого стоял pater familias. Римская фамилия покоилась не только на присущих лишь ей типе собственности и правозаконности, она несла в себе ценности, из которых слагалось единство и самосознание римского народа, культурообразующнй пласт нации. Римское общество с присущей ему открытостью к внешним влияниям охотно восприняло эллинистическую культуру вместе с философскими учениями и развитыми научными традициями, лежащими в основе эллинистического мировоззрения, однако ценности теоретических построений греков так и остались для римлян внешними, не затронув глубинных основ их собственной культуры. Римляне восприняли от эллинистических теорий лишь то, что отвечало их потребностям и представлениям о внутренне замкнутой структурной целостности. Этим прежде всего и объясняется пресловутое «научное» отставание римлян, компилятивный и книжный характер научного знания в Риме. Когда дело касалось жизненных основ их культурной традиции или устоев их общественного устройства, римляне не знали себе равных, например в области права и администрирования. Уровень развития строительной, военной, сельскохозяйственной техники римлян ни с чем не соизмерим, несмотря на отсутствие собственных оригинальных изобретений. Изначальные ценностные установки культурной традиции римлян таковы, что «по обычаям предков» доблестью признавались не слова, а поступки, и римские авторы как будто бы и не стремились к теоретическому самовыражению. Таково мнение Витрувия: «Наши древние архитекторы были не менее велики, чем греческие, да и на нашей памяти было их довольно, но лишь немногие из них издали руководства… По этому предмету греками выпущено много книг, а моими соотечественниками до крайности мало, хотя в старину было много крупных архитекторов из наших граждан, которые могли бы и писать с немалым изяществом» (VII, praef., 14, 17). Когда римские авторы собирают воедино научные теории эллинизма по самым разнообразным областям знания в энциклопедическом произведении, они с самого начала не ставят перед собой задачи написать самостоятельное исследование.
Приоритет практического знания и опыта над понятийным знанием, лежащий в основании римской культурной традиции, способствовал формированию особого описательного характера книжного теоретического знания у римских авторов. Энциклопедический способ изложения в той или иной мере обнаруживается у любого римского «ученого»: в этой манере писали Варрон, Лукреций, Цицерон, Манилий, Витрувий, Цельс, Плиний Старший, Колумелла. Вряд ли Плиний Старший претендовал на оригинальное исследование, используя в качестве источников более двух тысяч книг других авторитетов. Однако объяснять позицию римского энциклопедиста его природной неспособностью не только создать собственные оригинальные теории, но и адекватно изложить чужие (как об этом нередко пишут историки науки) значило бы упрощать дело и схематизировать тип научного мышления, который сложился в Риме к началу Империи. Особенности подхода к материалу в римской традиции книжного энциклопедического знания способствовали распространенному мнению о наивности римских научных авторитетов, для которых в принципе невозможно восприятие достижений греческой мысли. Если оценивать римскую науку в рамках связанной с ней традиции, речь может идти лишь о характерных особенностях восприятия научного знания в Риме. Если при этом еще принять во внимание, что никакая культура с многовековыми традициями, очевидно, не может просуществовать на завезенном извне знании, не приспособив его к собственной системе ценностей, то отпадают и основания говорить о несостоятельности римской науки в сравнении с греческой.
Система образования в Риме в общем не отличалась от обычной практики эллинизма. Необходимые знания в грамматике, риторике, математике и музыке абитуриент получал в родном городе, даже небольшие муниципальные города предоставляли своим гражданам такую возможность. Потребность государства в специалистах удовлетворяли врачи, юристы, строители, риторы, военные и гражданские инженеры и другие образованные люди (viri humaniores). Желающие более подробно заниматься теорией должны были совершенствоваться в избранной области в городах, считавшихся центрами средоточения знаний — в Афинах, Смирне, Коринфе, Пергаме или Александрии, куда съезжались со всех концов империи слушать знаменитых философов и других авторитетов в различных областях знаний. В городах имелись также большие хранилища свитков — древние библиотеки. Ученые люди (viri docti или mathematici) в результате обучения не получали никаких официальных подтверждений в «профессиональной пригодности», и прослушанный курс наук не гарантировал им определенного положения в обществе. Система образования была рассчитана не на массы людей, стремящихся приобщиться к одной определенной области науки, а на индивидуума, усовершенствовавшегося в самых разных областях знания, и прежде всего в философии.
Философия постоянно оставалась одной из основных паук античного мира. По словам Сенеки, «постичь природу и самое себя может только философия. Она восходит к началам всех вещей, потом принимается за исследование души, затем разбирает, что такое истина, каковы ее доказательства» (Ep., 90, 27), иными словами «философия исследует весь мир» (Ep., 95, 10).
Представления о целях и задачах научного познания Ранней Римской империи формировались под сильным воздействием идей стоицизма, особенно распространившихся в период становления Империи среди самых различных слоев населения. Стоицизм формулировал свое представление о науке и искусстве, свой идеал мудреца и счастья. Стоическое понимание наук и искусств заметно отразилось в идеологии и общественном сознании римского общества 1 в. Поздние стоики выделяли нравственный аспект в отношениях с действительностью. Вопрос о счастье ставился ими как проблема достоинства человека в системе социальных отношений. Идеал счастья ориентирован на мудреца стоического толка, который видит блаженную жизнь в невозмутимости и спокойствии духа (Sen. Ep., 92, 3).
Римский стоицизм берет начало от представителей Средней стой Панетия и Посидония[136]. Когда Сципион Африканский Младший организовал в Риме литературно-философский кружок, подвинувший римскую публику к изучению эллинистической традиции культуры, он пригласил ведущего стоического философа II и. до н. э. Панетия. Панетий и его ученик Посидоний развили синкретические тенденции стоицизма. Используя системы Платона и Аристотеля, стоики видели
