Сталинские кочевники: власть и голод в Казахстане - Роберт Киндлер
Но и после разгрома восстания регион не успокоился. Вспышки насилия продолжились, когда революции 1917 г. вылились в Средней Азии в долгую и кровавую гражданскую войну. Большинство представителей казахских элит увидели в крахе самодержавия шанс воплотить в жизнь свои мечты о национальной самостоятельности: они основали партию «Алаш-Орда» как общее движение молодой казахской интеллигенции, которая ставила целью широкую автономию степи в составе России. Октябрьский переворот большевиков в Петрограде предоставил им возможность захватить власть. В декабре 1917 г. члены руководства «Алаш-Орды» образовали правительство, которое в последующие месяцы и годы пыталось удержаться в сумятице гражданской войны.
В Средней Азии, как и на других окраинах империи, большевистская революция была поначалу делом европейцев[147]. Если она и заявляла о себе, то в городах, где большевики располагали мало-мальски достойным упоминания количеством сторонников. В советах, возникавших в течение 1918 г. в крупных населённых пунктах, казахи, как правило, отсутствовали. С точки зрения мусульман, происходило не что иное, как колониальная революция[148]. В хаосе гражданской войны сельское хозяйство повсюду приходило в упадок, царило право сильного. Города грабили деревню. Красные «острова» беззастенчиво кормились за счёт сельских окрестностей, оставляя практически бесправное коренное население на произвол судьбы. В тех районах позднейшего Казахстана, где заправляли красные, в 1918 г. умерли от голода тысячи казахов[149].
Гражданская война в степи приобрела динамику, которая в конце концов привела к падению алашского правительства. С одной стороны, его вооружённые отряды воевали с большевиками в более или менее тесном сотрудничестве с различными белыми генералами и атаманами. С другой стороны, его политические представители несколько раз безуспешно вели с Лениным и Сталиным переговоры об условиях казахской автономии в составе будущего советского государства. С конца 1918 г. стало ясно, что большевики выиграют гражданскую войну, и все больше казахов переходило в их лагерь. В конечном счёте и несчастные руководители «Алаш-Орды» вынуждены были подчиниться большевикам[150]. Формально их государство прекратило существование в марте 1920 г. Отныне хозяевами степи — по крайней мере, номинально — сделались представители советской власти[151].
В августе того же года большевики образовали Киргизскую Автономную Советскую Социалистическую Республику, которая в основном охватывала территорию государства «Алаш-Орды». Её столицей вначале был Оренбург. Из этой республики и частей возникшей уже в 1918 г. Туркестанской АССР в ходе национального членения Средней Азии в конце концов в 1925 г. получилась Казахская АССР. Так как область вокруг Оренбурга после долгих препирательств отошла к РСФСР, столицей новой республики стала лежащая в самом сердце её земель Кзыл-Орда, а с 1929 г. — Алма-Ата[152]. Но административное деление огромной территории явилось лишь первым шагом на длинном пути к утверждению советской власти в степи. Процесс этот занял много лет и стоил больше миллиона человеческих жизней.
Условия — советская власть в степи
«Товарищи, советской власти в ауле нет», — сказал Ф.И. Голощёкин, первый секретарь партийной организации Казахстана, на совещании руководства казахских большевиков[153]. Его слушателей такой вывод не удивил. Все они были знакомы с неблагоприятными обстоятельствами, которые делали для них степь местом постоянных поражений и неудач. За годы, прошедшие от окончания гражданской войны до начала коллективизации, большевики так и не обрели здесь почвы под ногами. Вмешательство «сверху», хоть и повторялось раз за разом, всё равно оставалось исключительным явлением на фоне будничной повседневности, которая не имела практически ничего общего с коммунистами, их идейным миром и институтами. В обширных районах Казахстана органы местного самоуправления, советы, существовали только на бумаге, а там, где они получили признание, конкурирующие группировки зачастую использовали их в качестве арены для собственных междоусобных схваток. Число коммунистов застыло на низком уровне, и преданность большинства этих партийцев делу большевиков казалась сомнительной даже величайшим оптимистам. В придачу не могло быть и речи о том, что большевистские представления о социализме и современности производили хоть сколько-нибудь заметное впечатление на многонациональное население Казахстана. Редкие исключения лишь подтверждали правило. Сильное государство, способное эффективно контролировать (и облагать налогами) своих подданных, выглядит не так. Пожалуй, самым наглядным символом плачевного состояния дел служило замечание одного функционера, что в его области милиционеры, не имея в своём распоряжении ни одной лошади, вынуждены в буквальном смысле ходить на задания — и это в краю, населённом кочевниками[154].
Тем не менее властные притязания государства не совсем пропадали втуне. В казахской степи они трансформировались и приноравливались к местным особенностям. Поэтому рассказ об отношениях коммунистов и казахов нельзя сводить к описанию дефицита влияния у одних и дефицита интереса у других. Государство даже на степных просторах Казахстана не позволяло полностью игнорировать себя и свои требования. Оно не играло особой роли, когда нужно было справляться с повседневными делами и проблемами, однако не стоило допускать ошибку, путая недостаточное присутствие с постоянным отсутствием. Несмотря на все слабости и трудности, оно представляло собой властный фактор, воздействия которого не получалось полностью избежать даже у жителей самых дальних аулов.
Коммунисты для реализации своих притязаний использовали разные формы интервенционного господства. Когда приходило время платить налоги и сборы, требовалось определить структуру местной власти или обострялись конфликты из-за плодородных земель между различными группами населения, они и их местные посредники находили дорогу в кочевые аулы. Эти визиты имели целью не только сбор налогов или выполнение каких-то других задач; функция посетителей состояла и в том, чтобы лишний раз напомнить казахам об их статусе подданных советского государства — неважно, что понимал под этим конкретно каждый отдельный человек. Когда появлялись государственные представители, население волей-неволей вступало в отношения с государством[155].
Большевики не сомневались, что рано или поздно казахи к ним прислушаются. Но для этого, с их точки зрения, следовало сперва победить влияние традиционных казахских элит, из-за которого и продолжали держаться порядки и обычаи, внушавшие коммунистам такое отвращение. Необходимо было обезглавить (сначала в переносном, а позже и в прямом смысле) казахские кланы. Поэтому все мероприятия
