Кавказ. Выпуск XXV. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе - Семен Броневский
Гаджи-аул, пониже на Аргуне, почти смежно с первой. Обе знатные деревни, заключающие до 500 дворов каждая и имеющие в ведомстве своем многие приписные или союзные деревни, по разделению сих обществ.
От Большего Чечена вверх по той же реке следуют одна выше другой деревни: Большая Атага (Докон Атага) и приписная к оной Закурова Атага.
Малая Атага (Шарей Атага) и приписные к оной: Гендергеной, Бенаул-Узек и Мартан.
Деревни Большая и Малая Атага с их обществами покорились в 1807 году. За оными все вверх по Аргуну: Чабрило, Джанти, Шабет.
Гихи, большая деревня, на речке Гихи, впадающей в Сунженскую реку Русский Фартам с левой стороны. К оной принадлежат пять деревень. Сие общество равномерно покорилось в 1807 году.
Алла, на речке Гое, впадающей в Сунжу.
В числе сих независимых чеченцев находятся отделения, называемые собственно горными чеченцами (ичары мычкиз). Известнейшие их общества суть следующие: Нешахай, Кагутхай, Мелей, на Аргуне, одна выше другой и первое выше Шабета.
Нашехи, в самых вершинах Фартама.
Кулга, или Дганти, в высоких горах у снежного хребта, и другие крайние на востоке селения горных чеченцев прилегают к Лезгинскому вольному обществу Анди, в 25 верстах от деревни сего имени; а на полдень к тумаш, или тушинцам, живущим на полуденном скате высокого хребта.
Всех деревень, принадлежащих независимым и горным чеченцам, числится до 50. Они-то славнейшие на Кавказе разбойники. Приходят к российским границам малыми шайками от 5 до 20 человек; раздевшись у Терека, кладут платья и оружие в кожаные мешки (тулуки), с помощью коих переплывают на ту сторону реки, и живут по нескольку дней в камышах и кустарниках, подстерегая неосторожных путешественников или работающих в полях худо вооруженных землевладельцев. Как скоро захвачена добыча, перевязывают пленника под пахи длинной веревкой и тащат за собой чрез Терек вплавь; буде же он не умеет плавать, всячески ему помогают и не допускают утонуть, подвязывая под него вышеупомянутые мешки, крепко платьем набитые вместо пузырей. Потом завязывают ему глаза и, посадив на лошадь, возят взад и вперед по горам и лесам, но не вдруг привозят до назначенного места, дабы, рассеяв таким образом внимание пленника, отнять у него все способы к побегу. Ежели пленник значащий или зажиточный человек, офицер, купец — словом, такой, за которого они могут получить большой выкуп, то приковывают за шею, за ногу и за руку к стене, худо кормят, не дают спать и потом чрез несколько дней приносят бумагу, перо и чернила и приказывают ему писать, куда знает, письма с объявлением назначенной выкупной цены. Письма чрез третьи руки немедленно доходят до российской границы. Коль скоро они получают чрез посредника своего обнадеживания, что мученик их произвел сожаление и есть надежда, что будет выкуплен, дают ему несколько свободы, хорошо кормят и стараются о сохранении его здоровья. Но буде пленник из простых людей, не стоящих труда, чтобы их мучить, то годных к продаже отвозят в Андреевскую деревню[54], главную в сей стороне ярманку, а старых и увечных определяют в пастухи, которые, обжившись там, нередко женятся и остаются на всегдашнее жительство.
Общие замечания. Таково главнейшее упражнение чеченцев, обнаруживающее зверский их образ жизни в высшей степени. Мирные чеченцы, не смея то же делать явным образом, помогают своим соседям, покрывая их разбои; и хотя с некоторого времени не могут они хвалиться удачей, по осторожности воинской стражи, наипаче со стороны гребенских казаков, совершенно испытанных в чеченских уловках, однако не отстают от ремесла предков своих, как будто вместо наследства им оставленного. Чеченцы не имеют своих князей, коих они в разные времена истребили, а призывают таковых из соседних владений, из Дагестана и Лезгистана, наипаче от колена аварского хана; но сии князья малой пользуются доверенностью и уважением. Со времени проповедника Ших-Мансура чеченцы всеобще приняли магометанский закон или утвердились в оном; управляются они выборными старшинами, духовными законами и древними обычаями. Дружба (куначество) и гостеприимство соблюдаются между ними строго по горским правилам, и даже с большей против прочих народов разборчивостью; гостя в своем доме или кунака в дороге, пока жив, хозяин не даст в обиду.
Из ружья стреляют метко, имеют исправное оружие и сражаются большей частью пешие. В сражении защищаются с отчаянной храбростью, которую можно назвать ожесточением, ибо никогда не отдаются в плен, хотя бы один оставался против двадцати, и буде кому случится нечаянно быть схваченным, такая оплошность причитается семейству его в поношение. Одежда их подходит на черкесскую, равно как и вооружение; разность только состоит в шапках, которые в тульях гораздо ниже черкесских шапок. Есть еще и другие менее приметные отличия в образовании лица и покрое платья, так что при первом взгляде распознать можно черкеса от чеченца.
В образе жизни, воспитания и внутреннего управления чеченцы поступают, как следует отчаянным разбойникам. Но взяв сию разбойничью республику в политическом ее составе и в соотношении с соседями, по примеру других подобных же на Кавказе республик, только в степенях злодейств от чеченцев отличных, должно бы ожидать, что для собственной безопасности они будут стараться о сохранении с какой-либо стороны дружественных связей и доброго соседства. Напротив того, чеченцы отличаются от всех кавказских народов оплошным непредвидением, ведущим их к явной гибели. Все соседи их: кабардинцы, ингуши, аксаевцы, дагестанцы и лезгины — почитают их за злейших себе неприятелей, ибо чеченцы так обуяли в злодействе, что никого не щадят и не помышляют о будущем. Нередко сами старшины их подают им благоразумные советы, наклоняя к лучшей жизни и наипаче избавляя желание пребывать в мире с Россией, но ветреники их, как они называют своих зачинщиков или разбойничьих атаманов, на то не соглашаются.
Из всех чеченских отделений собраться может до 15 тысяч вооруженных людей; из чего заключить должно, что население Чеченской области простирается до 20 тысяч дворов[55].
Достопамятности в Кистинской области
В Ингушских землях на восточном берегу Камбулеи, расстоянием около сорока верст от устья сей реки, находится параллелепипедного вида камень, в 7 футов вышиной, называемый памятником трех рыцарей. На одной стороне высечены изображения трех рыцарей одно на другом, а на обороте такое же нескладное очерчение св. Георгия, попирающего змею, из чего г. Гюльденштедт заключает, что рыцари
