Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии - Дмитрий Константинович Зеленин
Наконец, многие черты в образе русских русалок сближают их с лешими. Подобно лешим, русалки так часто живут в лесу (§ 44). В полное сходство с лешими, русалки любят хлопать в ладоши, хохотать, щекотать людей (§ 47). Только, конечно, ввиду близкого взаимного сходства природы, русалки могут быть женами леших, почему иногда и зовутся в народе лешихами и лешачихами (§ 40). Единство оберега (чеснока, § 49) от русалок и от лешего может служить лишним доказательством большого сходства между двумя этими представителями нечистой силы.
Сходство русалок с водяными еще выпуклее: русалки так часто живут в воде и так часто бывают женами водяных. Вот белорусский образ водяного, как бы двойника русалки: водяной космат, с зелеными волосами; он не все время живет в воде, так как его гоняет Бог: до Крещения водяной сидит в воде, а потом переходит в лозу, отчего и называется лозовиком; потом он переходит на сушу, в прибрежную траву, и только после Спаса снова попадает в воду[842]. А вот нижегородский образ жены водяного: «Водяную чертовку видел один крестьянин, когда та у бани на плотках колотила платье: баба большого роста, голая; титьки большущие, до пупка висят, волосы чернющие до самых пят; увидев, захлопала в ладоши и бух прямо в пруд»[843].
Но сходство русалок с лешими и водяными легко могло явиться на почве единого происхождения тех и других от покойников, умерших неестественною смертью[844], и говорить с полною уверенностью о влиянии на русалок мифологических образов водяного и лешего можно будет только разве после подробнейшего изучения природы этих последних. Теперь же мы допускаем такое влияние лишь предположительно, главным образом по следующему основанию. Образы леших и домовых в русской мифологии необходимо признать более или менее цельными и законченными, а также сравнительно весьма устойчивыми и, значит, древними. В полную противоположность с ними образ русалок какой-то промежуточный, не цельный и не устойчивый. Русалок нельзя признать определенно духами водными, или лесными, или полевыми: русалки являются одновременно и теми, и другими, и третьими. Притом же водные в одной местности русалки признаются лесными в другой и полевыми – в третьей. Эта неустойчивость, в связи с новизною самого имени русалок, может свидетельствовать о сравнительной новизне всего мифологического образа русалок. А в таком случае, конечно, этот новый образ применялся к старейшим образам водяного и лешего, а никак не наоборот.
Позволим еще себе высказать здесь одно соображение по вопросу о том, чем питались, в народных поверьях, более мелкие подробности о житье-бытье русалок. Из приведенных нами выше свидетельств (§ 43) мы видим, что еще в XIX и даже XX веках образ русалок был в народном воображении живым, а не мертвым: иначе непонятны будут эти мельчайшие детали о «рваных сарафанах», о корзинках с ягодами и орехами в руках (§ 43, № 6 и 4) и т. п.
Где же источник, питавший в данном случае народное воображение? Ответ мы находим в народном поверье о том, что среди русалок есть и «пропавшие без вести девицы».
Конечно, всегда были между молодежью искатели приключений, которые бежали из-под родительского крова, иногда волею, иногда и неволею. В старину такие беглецы легко скрывались в лесах и полях, питаясь разными лесными произведениями, зернами в полях и крадеными припасами. Среди них могли быть и девицы. Встречи с такими беглянками, которые в лесах, конечно, сильно дичали, и могли питать в народе веру в русалок, и особенно создавать рассказы о разных подробностях русалочьего житья-бытья. С такими беглянками, конечно, могли происходить изредка и браки (§ 43, № 6).
Итак, мифологический образ русских русалок сложный. Он уже на русской почве воспринял в себя некоторые черты с разных сторон. В образе русалок отразились свойства и признаки некоторых духов местных – полудниц, леших, водяных; сказалось влияние древнегреческих сирен. Основным признаком русалок мы считаем происхождение их от женщин и детей, умерших преждевременно неестественною смертью. Образа, вполне соответствующего русским русалкам, у других народов нет. Давно и часто сравнивают русских русалок с сербскими вилами; но давно же известно, что между ними больше разницы, чем сходства.
Произвести подробное сопоставление русских русалок с сербскими вилами, моравскими гукалками и польскими мамунами, конечно, необходимо, но пока такое сопоставление приходится признать преждевременным. Ему должно предшествовать подробнейшее изучение того и другого образа на родной почве. Между тем это пока не сделано. Образ и природа сербских вил остаются для исследователей в большом тумане. Для русских русалок мы пытались выше выяснить только одну их сторону – происхождение от заложных покойников. Связь образа русалок с местными духами – лешими, водяными и полудницей – мы только наметили. Между тем это вопрос очень большой и сложный, для которого потребуется особое исследованье. Сербские вилы и польские мамуны, сколько нам известно, ближе стоят к духам местным, а не к заложным покойникам.
Лихорадки
По всем высказанным соображениям мы сопоставлять русалок с сербскими вилами, равно как и с греческими нимфами, здесь пока не будем.
Примечание. (Русалки-лихорадки). § 51. Кроме русалок безыменных, встречаются еще русалки, выделяющиеся из общего числа и носящие особые имена. Это б. ч. заложные покойницы, взятые из библейской и церковной истории. Мы уже говорили выше (§ 41) о египтянках, потонувших в Чермном море вместе с воинством фараона; их кое-где признают особым разрядом русалок, известных под именем фаляронов[845].
Вскользь упомянули мы (§ 43, № 20), что в Валковском у. Харьк. губ. причисляют к русалкам Параскеву Пятницу. К этому мы еще вернемся ниже, в главе о русальских обрядах (гл. 6, § 53).
Теперь мы скажем о сестрах-лихорадках, которые также причисляются, по-видимому, к русалкам. Прямых свидетельств об этой принадлежности к русалкам сестер-лихорадок в нашем распоряжении почти совсем нет, но имеются косвенные доказательства.
Приведем прежде всего эти немногие прямые свидетельства, которые дают нам право и вместе основание заняться здесь народными представлениями о лихорадках.
В Архиве Географического общества (XXXVI, 51) имеется доставленный А. Н. Минхом из с. Всеволодчины Саратовского уезда заговор от лихорадки, писанный собственноручно крестьянином, где «Иродовы дочери» (т. е. лихорадки) прямо названы русалками. Вот этот заговор: «Спаси, Господи, Святой отец Панфутий и Пахомий и Марой, спаси рабу от 77 Иродовых дочерей русалык (курсив наш), угони силу бесию за горы, за долы, за темные лесы!»
В Павловске Воронежской губ. на
