Хроники и документы времен Столетней войны - Коллектив авторов

Глава 39

О том, как по настоянию госпожи Эно, сестры короля Франции и матери королевы Английской, между противниками было заключено перемирие

В ту пору наидобрейшая госпожа, вдовствующая графиня Эно, была аббатисой Фонтенельского монастыря. Она приходилась матерью как графу Эно, который сражался на стороне английского короля, так и юной королеве Английской и, в довершение всего, была сестрой короля Филиппа Французского. Поэтому ей очень не нравилось, что война ведется столь долго. Много раз, верхом и в карете, ездила она к своему брату, королю Филиппу, и пыталась уладить дело миром. Однако, несмотря на то, что она неоднократно припадала к ногам брата, вся заплаканная, и постоянно донимала его своими горячими мольбами, все ее усилия оказывались напрасными.

Наконец, после того как король вместе со своим войском расположился поблизости от врагов, он, по просьбе благороднейшего короля Богемского, дал согласие на то, чтобы добрая дама съездила к своему сыну графу Эно и другим сеньорам-союзникам и в разговоре с ними попыталась найти какой-нибудь добрый путь к миру или хотя бы к перемирию. Уступая ее мольбам, благородный король Богемский дал ей в спутники мессира Луи д'Ажимона, поскольку тот пользовался большой любовью у всех сеньоров и на той, и на другой стороне[420].

При поддержке мессира Луи добрая дама смогла склонить английского короля и его союзников к тому, чтобы начать переговоры на следующий день. Было оговорено, что каждая сторона пришлет по четыре представительные особы, дабы они отыскали добрые пути к примирению-, если на то будет воля Господа. Парламентеры должны были собраться в одной часовне[421], стоявшей средь поля в местечке под названием Эсплешен. Одновременно с этим предполагалось объявить о прекращении всяких военных действий на три дня.

Затем добрая госпожа и мессир Луи вернулись к королю Франции и его советникам и поведали, о чем они договорились с противной стороной. От надежных посланцев король Франции хорошо знал, что его люди в Турне страдают от нехватки продовольствия и не смогут продержаться долго. Вместе с тем он ясно сознавал, что не успеет своевременно прийти к ним на помощь, ибо переправиться через болотистую реку можно было лишь ценой больших потерь. Поэтому после долгих речей король согласился устроить переговоры в назначенный день и воздержаться от военных действий. Затем он велел возвестить об этом по всему своему лагерю. Его примеру последовали и все остальные сеньоры.

На следующий день, отслушав мессу и выпив вина, переговорщики дружно прибыли в названную часовню. Добрая дама тоже была в их обществе. Со стороны короля Франции в переговорах участвовали: король Богемский, епископ Льежский, брат названного короля — граф Алансонский, граф Фландрский и граф Арманьяк. Со стороны короля Англии там были: епископ Линкольнский, герцог Брабантский, герцог Гельдернский, маркграф Юлихский и мессир Жан д'Эно. При встрече обе стороны обменялись приветствиями и воздали друг другу большие почести. Затем начались переговоры. Сеньоры весь день пытались выйти на путь соглашения, и добрая дама, постоянно находясь среди них, весьма кротко умоляла, чтобы они соизволили пойти на взаимные уступки. Тем не менее эта встреча завершилась без какого-либо определенного соглашения. Все сеньоры разъехались по своим станам, условившись вновь собраться на следующий день в названной часовне. На следующий день они действительно продолжили переговоры и в конце концов смогли достичь определенных соглашений, однако не успели их записать, поскольку было уже слишком поздно и темно[422]. Тогда они завершили встречу и клятвенно пообещали вернуться в часовню следующим утром, дабы окончательно все уладить и согласовать.

На третий день эти сеньоры вернулись в часовню и заключили перемирие сроком на целый год. Между войсками, собравшимися близ Турне, это перемирие должно было вступить в силу немедленно, а между теми, кто воевал в Шотландии, Гаскони, Пуату и Сентонже, — по прошествии сорока дней. В течение этого срока каждая сторона без всякого обмана должна была известить о перемирии своих людей[423]. И было решено, что если эти люди пожелают соблюдать перемирие еще до истечения этих сорока дней, то пусть соблюдают, а если нет, то, пожалуйста, пусть себе воюют. Кроме того, было условлено, что в ходе перемирия каждый должен спокойно владеть тем, что сумел захватить.

Когда этот договор был заключен и скреплен печатями обеих сторон, брабантцев охватила великая радость, ибо они только о том и мечтали, как бы поскорей уйти из-под Турне — неважно, с честью или с позором. На следующий день, лишь только забрезжил свет, они в великой спешке, сутолоке и неразберихе начали складывать шатры и нагружать повозки. Тот, кто это видел, вполне мог бы сказать: «Я вижу смену времен!»

Так, как вы слышали, стараниями и хлопотами благородной дамы (да помилует ее Господь!), распались эти две огромные армии; и осада с доброго города Турне была полностью снята. Таким образом, горожане избежали величайшей опасности, ибо их продовольственных запасов хватило бы лишь на три или четыре дня.

Брабантцы ушли из-под Турне очень поспешно, поскольку это полностью соответствовало их желаниям. Что же касается благородного короля Эдуарда, то он не хотел прекращать осаду, но ему пришлось склониться перед волей других сеньоров-союзников и последовать их совету. Граф Эно и его дядя мессир Жан тоже наверняка воспротивились бы заключению этого договора, если бы положение осажденных было им известно так же хорошо, как и королю Франции. Кроме того, герцог Брабантский по секрету сказал им, что он с большим трудом удерживает своих брабантцев и в любом случае не сможет помешать им уйти не сегодня, так завтра, даже если договор и не будет заключен.

Король Франции и все его воины выступили в обратный путь довольно радостно, ибо они уже не могли оставаться на прежнем месте из-за зловония, — исходившего от разлагающихся туш скота, которого забивали рядом с их лагерем. При этом французы не сомневались, что с честью уходят именно они. В доказательство этого они говорили, что спасли и уберегли от падения добрый город Турне и заставили отступить от него огромное вражеское войско, которое ничего не смогло сделать, несмотря на великие средства, потраченные на осаду.

Сеньоры из враждебного лагеря, напротив, полагали, что весь почет в этом деле достался им, поскольку они столь долго находились в королевстве Французском и осаждали один из крупнейших его городов, опустошая и разоряя окрестные земли. Все это происходило на глазах у короля Филиппа, но он, вопреки долгу, не пришел