Карточная игра в России. Конец XVI – начало XX века. История игры и история общества - Вячеслав Вениаминович Шевцов

В своих ежедневных занятиях Толстой все больше времени уделял литературе. Молодость и соответствующий образ жизни уступали место духовной зрелости, нравственному совершенствованию. Было уже смешно вспоминать о мыслях, что «можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаянья, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно все только хорошее»[373].
В последний раз Толстой проиграл крупную сумму в 33 года. Об этом он писал в начале 1862 года П.В. Боткину:
«Я здесь – в Москве – отдал всегдашнюю дань своей страсти к игре и проиграл столько, что стеснил себя; вследствие чего, чтобы наказать себя и поправить дело, взял у Каткова [издатель «Русского вестника»] 1000 руб. И обещал ему в нынешнем году дать свой роман – Кавказский («Казаки»]. Чему я, подумавши здраво, очень рад, ибо иначе роман бы этот, написанный гораздо более половины, пролежал бы вечно и употребился бы на оклейку окон»[374]. Вот так карточная игра способствовала выходу в свет прекрасной повести.
С личностным и творческим ростом Толстой все меньше времени уделял картам, пока вовсе не прекратил играть, найдя свое предназначение как писателя и мыслителя и сменив «пьянство наслаждения» на «пьянство труда»[375].
В то же время игровое начало хотя и отошло на второй план, но отнюдь не исчезло. С.Я. Елпатьевский вспоминал встречу с Толстым в 1903 году: «Он был не замиренный, не покоривший себя, не ушедший от себя… И все было толстовское… Однажды он рассказал мне, как молодым офицером ехал на Кавказ и, встретившись на какой-то почтовой станции с другими офицерами, проиграл экипаж, в котором ехал, и собирался поставить на карту все свое имение и поставил бы, если бы не вмешался старый майор, насильно уведший Толстого от карточного стола и сурово отчитавший его. А довольно скоро после этого рассказа мне пришлось играть с Львом Николаевичем в винт, и я не встречал в жизни такого страстного игрока. Наблюдая за ним во время этой игры, я понял, что он из тех страстных игроков, которые способны ставить на карту все, которые, как Достоевский, способны были про-играть костюм, юбку своей жены»[376].
Таким образом, в молодости Толстой воспроизводил наследие XVIII века, придерживаясь типичного для дворянского этоса сценария. Однако с личностным и творческим ростом внешнее и праздничное позиционирование в обществе сменилось реализацией сво-его истинного предназначения как писателя и мыслителя. «Человек играющий» XVIII века был побежден, хотя и не окончательно, «человеком творческим» XIX века.
Глава пятая
Карточная игра в культуре русского крестьянства
Пришел в город. Там картежники играют.
– Научите меня в карты играть.
Д.К. Зеленин. «Великорусские сказки
Пермской губернии»
Десять целковых, поставленные на кон лакеем, все видели своими глазами, и также все своими глазами видели, что артельщик на каких-то новых основаниях получил право на эти десять рублей… «Ловко», – мелькало в выражении лиц очень и очень многих зрителей: мужиков, рабочих, даже у отца дьякона, который также внимательно смотрел на игру.
Г.И. Успенский. «Верзило»
XIX век, и в особенности вторая его половина, – это время масштабных изменений в жизни русского крестьянства, связанных с нарушением социальной и культурной обособленности этого сословия и трансформацией традиционного земледельческого уклада. Отмена крепостного права привела к разрушению вековых устоев крестьянской жизни – уравнительного землепользования, мирской солидарности и относительного социального единства. Усиление влияния города на деревню и новые экономические условия изменяли повседневный быт и нравы крестьянства, будничные и праздничные формы его поведения, отношение к труду и его результатам. Увеличивалась покупательная способность – если до реформы крестьяне пользовались исключительно изделиями кустарной промышленности или домашнего производства[377], то в пореформенный период произошла «революция потребностей»[378] – расширение потребления товаров массового промышленного производства, в том числе и не связанных с крестьянским хозяйством.
На протяжении XIX века неуклонно увеличивался неземледельческий отход крестьянства, после реформы приведший к устойчивому росту городского населения[379]. Выходцами из деревни формировалась отличная от крестьянской субкультура городского пролетариата. Относительно второй половины XIX века можно говорить о появлении «срединной», массовой культуры, основой которой стало городское население в силу его большей восприимчивости к культуре социальной элиты. В контексте этих изменений представляется возможным рассмотреть процесс вхождения карточной игры в структуру досуга крестьянского сословия и специфические особенности организации игрового пространства и времени.
В традиционной крестьянской культуре игра носила обрядовый характер, связанный с народными представлениями об обеспечении плодородия земли и подготовке к будущим сельскохозяйственным работам, об обереге от воздействия вредоносных сил и поддержании семейного благополучия. Так, например, славильные песни колядующих должны были способствовать повышению урожайности и плодовитости скота, сохранению здоровья людей в наступающем году. Святочные игры (смывание лихоманок, умрун, краски, игры со снегом), ряженье, с последующим очищением, призваны были изгнать злых духов, преодолеть мертвенное, нечистое начало и продемонстрировать торжество сил добра. Битье яиц на Пасху несло в себе мифологическую символику рождения и воскресения и являлось обрядом, направленным на улучшение плодородия. Катание с гор, качание на качелях также призваны были ускорить рост посевов. Проводы Костромы означали окончание весны и наступление лета, символизировали вечный природный круговорот жизни и смерти. Хороводные и посиделочные игры в молодежной среде создавали благоприятные условия для выбора брачного партнера, воспроизводили свадебный обряд, будущие семейные и бытовые отношения[380].
Народные игры, приуроченные к календарному праздничному циклу, носили по большей части коллективный, зрелищный и открытый характер. Шествие масленичного поезда, колядование, игры ряженых, хороводы, взятие снежного городка, катание на лошадях и санках, сценки на бытовые темы, соревнование в рассказывании быличек, кулачные бои – в этих публичных увеселениях в качестве непосредственных участников или зрителей были задействованы все жители деревенского мира. Народные игры, проникнутые юмором и весельем, сопровождались песнями и присловьями, включали в себя элементы физической культуры[381].
Праздничные гулянья, гостеванья, застолья и игры прерывали обычный распорядок крестьянской жизни, создавая временную атмосферу рая, где все люди пребывали в праздности и вечном отдыхе. Господствовал дух общности, устанавливался неформальный контакт между людьми, разделенными в обычной жизни сословными, имущественными и возрастными барьерами, создавалось ощущение свободы нравов, раскованности и вседозволенности. Участник праздничного действа на время переносился «в утопическое царство всеобщности, равенства и изобилия»[382], что в немалой степени способствовало стабилизации общества.
Игры в узком кругу участников, такие как городки, бабки, свайка, кубарь, многочисленные игры с камушками и шариками, игры с