История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон
Рассудив, что возвращение комиссаров без всякого ответа может обернуться самыми скверными последствиями, Его Величество сказал им, что у него имелись известные причины желать, чтобы ответ был вручен им именно в таком виде, но если они дадут слово, что оглашение ответа не нанесет ему, королю, никакого ущерба, то он распечатает пакет и велит прочесть ответ. Комиссары охотно в этом поручились, и тогда король распечатал свой ответ и распорядился его зачитать. Его Величество, говорилось в нем, всегда полагал, что удовлетворить все заинтересованные стороны таким образом, чтобы из этого воспоследовал прочный и продолжительный мир, чрезвычайно трудно, в каковом мнении он еще сильнее укрепился ныне, ибо шотландские комиссары заявили торжественный протест против биллей и предложений, представленных ему на утверждение обеими Палатами Парламента, так что он не в силах дать такой ответ, который мог бы стать основанием для надежд на мир. Король привел множество неопровержимых доводов в объяснение того, почему он не может одобрить предложенные ему четыре билля, которые не только совершенно лишат его монаршего суверенитета и отнимут у него самого и его преемников всякую возможность этот суверенитет возвратить, но и, если он предоставит обеим Палатам столь безграничную деспотическую власть, откроют дорогу для невыносимо жестокого тиранства по отношению к его подданным. Король объявил комиссарам, что ни желание выйти из тяжелого и мучительного положения, которое ему так долго приходится терпеть, ни любые опасения того, что могло бы постигнуть его в будущем, никогда не заставят его утвердить какой-либо парламентский акт прежде, чем стороны договорятся об условиях мира, после чего он выкажет полную готовность дать Парламенту справедливое и разумное удовлетворение по всем пунктам; достигнуть же всего этого можно, по его убеждению, только одним способом — через прямые личные переговоры в Лондоне или в любом другом угодном Парламенту месте, а потому он настойчиво требует согласия на них от обеих Палат. Как только этот (или, во всяком случае, именно такой по смыслу) ответ был зачитан, его вручили комиссарам, и те, получив его и поцеловав руку Его Величества, немедленно отбыли в Вестминстер. Едва комиссары удалились, Гаммонд приказал выслать из замка всех слуг короля, до сих пор без малейших стеснений находившихся при его особе, запретил им вновь появляться в Карисбруке и выставил сильные караулы, чтобы, если кто-нибудь из слуг попытается проникнуть к королю, он уже не смог это сделать. Столь внезапные меры, совершенно разрушившие все надежды, которые еще оставались у короля, до крайности его смутили и встревожили. Король сказал Гаммонду, что такие действия противоречат его обещанию и что человеку честному и благородному не подобает так обращаться с тем, кто добровольно предал себя в его руки. Король также спросил, были ли комиссары уведомлены о том, что он собирается поступить подобным образом; на что Гаммонд ответил отрицательно, добавив, что он получил от Парламента приказ сделать именно то, что было им сделано, и что из ответа короля на предложения Палат ему, Гаммонду, стало совершенно ясно, что в своих действиях король руководится иными планами, нежели те, которые могли бы послужить благу королевства.
Эти дерзкие и беззаконные меры вызвали открытый мятеж на острове, жители коего в большинстве своем всегда стояли за корону. Мы не потерпим, твердили они, чтобы с нашим королем обращались подобным образом и держали его в заточении. На Уайте в тот момент оказался капитан Берли. Он происходил из почтенного местного семейства, в свое время был капитаном на одном из королевских кораблей, а когда флот взбунтовался против короля, изгнанный мятежниками Берли пошел служить Его Величеству на суше и, командуя артиллерией в одной из армий короля, до конца войны сохранял репутацию отличного офицера. По завершении военных действий Берли вернулся на родной остров, где многие члены его фамилии по-прежнему пользовались большим уважением. Случилось так, что когда король подвергся вышеописанному обращению, упомянутый джентльмен оказался в Ньюпорте, главном городе острова. Гнев и возмущение овладели тогда большинством местных жителей, Берли также пришел в ярость и до такой степени, что, отличаясь скорее храбростью, нежели благоразумием и осторожностью, тотчас же приказал бить в барабан, стал во главе собравшейся толпы, воскликнул «За Бога, короля и народ!», после чего объявил, что поведет земляков штурмовать замок, дабы вызволить короля из плена. Впрочем, безрассудство и неосуществимость этого замысла обнаружились довольно скоро, и благодаря деятельным усилиям королевских слуг, недавно удаленных из замка, толпу удалось успокоить, так что все разошлись по домам, однако несчастный джентльмен дорого заплатил за свою верность, выказанную столь неразумно и опрометчиво. Гаммонд велел немедленно его арестовать, а Парламент тотчас же послал на Уайт особую комиссию во главе с судьей Уайлдом, бесчестным человеком, коего Парламент именно для такого рода дел и назначил в свое время первым бароном Суда казначейства. По его распоряжению бедного Берли, с соблюдением всех юридических формальностей, обвинили в государственной измене, поскольку он-де развязал войну против короля и вверг в новую войну королевство, в чем его и признали виновным подобранные комиссией присяжные. Судья вынес ему приговор, и этот честный человек был немедленно повешен, выпотрошен и четвертован самым жестоким и варварским образом, что внушило всем неописуемый ужас, ведь это был первый случай, когда Парламент обвинил кого-либо за верность королю в государственной измене, с соблюдением всех процессуальных форм привлек обвиняемого к суду и лишил его жизни. Прецедент этот произвел гораздо более глубокое впечатление на умы, чем все прежние жестокости, совершенные военными трибуналами, которые хотя и погубили немало невинных людей, по крайней мере, оставляли имущество жертв во владении их жен и детей. Теперь же, когда англичане ясно увидели, что давший присягу судья может признать их виновными в государственной измене за верную службу королю, следствием чего станет конфискация имущества, они сочли себя вправе, сохраняя преданность королю в своих сердцах, воздерживаться от таких действий, которые могли бы обернуться для них смертным приговором.
Между тем в Палате общин после получения ею королевского ответа обнаружились новые настроения и новый дух. Прежде ни единый из коммонеров не отзывался об особе короля без должного уважения и почтительности, а сетовали общины лишь на то, что злые и порочные советники сбили Его Величество с пути; при этом предполагалось, что по удалении таковых король, следуя советам Парламента, сможет править достаточно хорошо. Теперь же, после его отказа утвердить
