Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян
3. Мы считаем искусственным выделение так называемого «Холокоста от пуль» из общей истории Холокоста в Европе. Если такой подход будет принят, это станет очередной попыткой на уровне исторической памяти возродить единое советское цивилизационное пространство и таким образом использовать болезненную тему Холокоста для продвижения неоимпериалистических идей «русского мира».
Здесь смущает не столько имитация недопонимания того, что реализация Холокоста была разнообразной и что «Бабий Яр» и «Аушвиц» типологически разнятся, а императивная политизация исторического вопроса, подчинение его стратегеме борьбы с «Русским миром». А то, что это тактическая имитация, вытекает из прямого противоречия этого тезиса следующим двум, не вызывающим никаких особенных возражений:
4. Украинские земли во время Второй мировой войны были оккупированы разными государствами, а преследование и уничтожение евреев происходило здесь разными способами. В частности, до четверти из 1,5 млн погибших украинских евреев были убиты в нацистских лагерях смерти на оккупированной территории Польши.
5. Поэтому мы считаем правильным посвятить будущий музей всей истории Холокоста, что поставит его на уровень мировых центров такого рода. Вместе с тем и Музей истории Холокоста в Украине должен быть вписан в контекст истории Второй мировой войны и Холокоста в Европе, что будет содействовать комплексной инкорпорации этой проблематики в новую историческую память украинского народа.
Если не вдаваться в суть «инкорпорации», то это совершено спокойные, рабочие и обсуждаемые тезисы.
И еще два тезиса украинских историков, а фактически один:
6. Еврейская трагедия превратила Бабий Яр в мировой символ Холокоста, а евреи составили свыше двух третей из 90-100 тыс. расстрелянных и похороненных здесь жертв. Вместе с тем во время нацистской оккупации Бабий Яр стал местом расстрела не только евреев, а всех, кого нацисты считали своими врагами: ромов, украинских националистов, советских военнопленных и подпольщиков, узников Сырецкого концлагеря, заложников и душевнобольных. После войны Бабий Яр стал территорией техногенной Куреневской катастрофы, а также местом борьбы за право увековечить память жертв Холокоста.
7. Поэтому мы считаем ошибочными попытки ассоциировать Бабий Яр исключительно с историей Холокоста, игнорируя другие жертвы и другие драматические моменты его истории. Такой подход лишь заострит войну памятей, которая уже много лет ведется на территории Бабьего Яра.
И снова громкий стук в открытую дверь. Ни в 2017 году, ни позже МЦХ не давал поводов сомневаться ни в игнорировании в своей концепции нееврейских жертв, ни в осознании принципиальной центральности жертв еврейских. При этом Бабий Яр в истории Холокоста имеет универсальную и уникальную глобальную коннотацию, и запихивать его сакральность в страновые, региональные или локальные рамки в высшей степени некорректно и контрпродуктивно с точки зрения и самой украинской историографии.
И, наконец, последний, восьмой, тезис:
8. Хотя история уничтожения евреев Киева, очевидно, должна стать ключевой темой Музея Бабьего Яра, мы считаем, что музей Холокоста и музей Бабьего Яра должны быть отдельными учреждениями, которые раскрывают разные аспекты и разные контексты трагической истории XX в.
Тоже вполне обсуждаемый, рабочий момент.
До известной степени ответом на обращение украинских историков стало публичное обсуждение первой версии «Нарратива» 21 ноября 2017 года в Национальном университете имени Т.Г. Шевченко, в котором приняли участие многие подписанты письма историков и которое вел один из них, заведующий факультетом истории этого университета, Иван Патриляк[1215].
Первым тогда слово взял В. Вятрович: нарратив, по его мнению, расфокусирован и нуждается в доработке — он хорошо вписан в историю Холокоста и Бабьего Яра, а надо бы — в историю Украины. Согласно Александру Лысенко, нарратив аморфен и неполон: к тому же совершенно непонятно, как опрокинуть его в музейность.
Жестче всех тогда выступил Нахманович. Не нарратив сам по себе важен, а то, что будет сделано на его основе, — Музей. И именно про это — в нарративе ни слова: мол, дальше — дело экспозиционеров. Анализ причин Холокоста неполон и неудовлетворителен: абстрактным антисемитизмом Холокост не объяснить. Почему такая «забота» о Сталине? Складывается впечатление, что нарратив написан на основе одной лишь «Черной книги», что это как бы нарратив от ЕАК. «Но сейчас другое время, — завершил Нахманович, — и поэтому обсуждаемый Нарратив, безусловно, прокремлевский!»
По Зисельсу, пропущены такие важные вещи, как отношение к коммунизму, как тотальная агрессия большевиков и их тотальная ложь: ведь зверства Большого Террора имели место до зверств оккупации, подготавливая тем самым и самый режим зверств. Поэтому за Холокост ответственен и СССР (sic!). С термином «коллаборационизм» тоже следует обходиться осторожней: разве житель Львова, не проживший в СССР и двух лет, может быть по отношению к СССР коллаборационистом? И что это за концентрическая структура: тогда что — Украина — главный центр Холокоста?
За разработчиков, названных первопроходцами, заступился раввин Блайх. Вписывать историю Холокоста в историю Украины, по его словам, затруднительно, ибо таковой истории все еще нет. «Самый большой враг хорошего, — заключил он, — это лучшее: эх, скорей бы музей!»
К этому — и очень эмоционально — присоединился Борис Забарко, председатель Всеукраинской ассоциации евреев — бывших узников гетто и нацистских концлагерей:
Мы последнее поколение евреев, выживших на Украине в Холокосте. Мы ждем, ждем и ждем, хотим увидеть музей. В 2001 году заболтали попытку, в 2011 году снова ничего не получилось. Сейчас третья попытка. Не надо специально вписывать Холокост в украинскую историю, а надо — построить музей при нашей жизни! Не надо политики, «русский след» и так далее. Упаси нас бог заболтать опять!
Что ж, ясное и выстраданное заявление!
Эстафету от Забарко подхватил Феликс Левитас, однофамилец Ильи Левитаса. Поблагодарив МЦХ за огромную проделанную работу, он поддержал Забарко: «Хорошо бы ускориться с музеем. Не хотелось бы еще одного дежавю!» Вместе с тем он поддержал и Вятровича — в том, что проблема Бабьего Яра должна быть вписана в украинский нарратив. Привел в пример памятник 1976 года: его основной образ, в интерпретации Левитаса, — украинская женщина с ребенком — это символ побед и поражений Украины!
По мнению Николая Княжицкого, нужно два отдельных музея — «Музей Бабьего Яра» и «Музей европейского Холокоста», а по мнению Татьяны Пастушенко — нельзя заканчивать 1945 годом: где же тогда диссиденты и где
Эйхман? Нарратив, по ее мнению, должен быть не хронологической линией, а спиралью, нанизанной на нее[1216].
Микола Боровик одобрил работу в целом, но советовал переформатировать структуру. Нужен не
