Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский

Монархистов не смущало то, что они в меньшинстве. Они рассчитывали, опираясь на Германию, навязать своей стране монархию вопреки сопротивлению большинства. Участник германской интервенции Ф. Байер не скрывает, что немецкие войска в Финляндии находились в состоянии «готовности на случай восстания по поводу введения монархии». В обстановке немецкой оккупации, белого террора и при отсутствии в сейме крупнейшей фракции народ не мог повлиять на решение вопроса о власти. Как признает Ландтман, «часть публики оставалась довольно равнодушной к этой бурной кампании, так как во всяком случае казалось безнадежным, чтобы при существовавшем тогда как внешнем, так и внутреннем политическом кризисе финляндский народ мог совершенно свободно выбрать ту государственную форму, которую он предпочитал». На это и рассчитывали монархисты.
11 июня сенат внес в сейм законопроект о введении в Финляндии конституционной наследственной монархии; Обосновывая его, глава правительства подчеркнул: «Если мы действительно хотим собрать находящиеся по другую сторону границы наши племена... в один народ и одно государство, способное стоять на собственных ногах, то осуществить эту задачу и сохранить приобретения в будущем мы сможем только при помощи монархической формы правления» ш. Вокруг законопроекта разгорелись споры, в ходе которых стороны дошли до крепких выражений. Республиканцы называли сторонников монархии «авантюристами, готовыми продать страну Германии», а те, в свою очередь, отвечали, что республиканцы хотят продать страну Антанте. Голосование показало, что проект о введении монархии собирает немногим более половины голосов: в конституционной комиссии сейма за него голосовало 9 депутатов, против — 8, а в большой комиссии за — 16, против — 15. Результаты были совершенно неудовлетворительны для монархистов. Законопроект, имеющий конституционный характер, должен быть принят большинством в две трети, после чего он переносится через выборы (т. е. должен быть поставлен на обсуждение еще нового сейма после выборов) и может считаться окончательно принятым только в случае, если и сейм нового состава принял бы его большинством не менее двух третей голосов. Монархисты не хотели перенесения законопроекта через выборы: в сейме полного состава большинство составляли бы противники монархии. Чтобы законопроект не переносился через выборы, а решался сеймом данного состава, требовалось, чтобы не менее пяти шестых присутствующих депутатов признали его срочным и не менее двух третей поддержали его по существу. Голосования показали, что даже в охвостье сейма законопроект не провести.
Монархисты стали просить Германию оказать воздействие на их соотечественников. От Германии требовалось официальное заявление, что она заинтересована в установлении монархии в Финляндии. На часть республиканцев, считали монархисты, это должно было подействовать. Ведь республиканцы утверждали, будто вопрос о форме правления в Финляндии для Германии безразличен. Основанием для этого могли служить лицемерные заявления вице-канцлера Пайера в главном комитете рейхстага, что Германия не намерена-де вмешиваться во внутренние дела Финляндии, аналогичное утверждение фон дер Гольца (которое он опровергал делами) и заявление посланника Брюка, будто Германия считает вопрос о форме правления внутренним делом Финляндии. Просьбы об официальном заявлении в пользу монархии были направлены сразу и в политические, и в военные инстанции Германии. Свинхувуд и Сарио обратились с такой просьбой к германскому правительству через Брюка, белофинские представители в Германии Бунсдорф и Фрей подали об этом записку в германский генштаб, а личный секретарь министра иностранных дел Финляндии Прокопе высказался в этом духе в беседе с начальником политического отдела генштаба Штейнваксом. Бунсдорф и Фрей припугнули Германию, что если она не сделает такого заявления, то вся ее «благородная помощь» Финляндии пойдет насмарку: прогерманское правительство Свинхувуда падет, а Финляндия станет слабой республикой, которая будет подвержена влиянию Антанты, а Германии будет чинить только затруднения. Аналогичные доводы выдвинул и начальник отдела финляндского генштаба Суолахти в секретном письме, которое он несколько позже, 12 июля, направил в германский генштаб. Бунсдорф и Фрей подсказывали Германии и еще один сильный аргумент: аграрный союз, считали они, переметнется с республиканской позиции на монархическую, если Германия заявит, что только в случае введения монархии Германия поможет Финляндии решить вопрос о Восточной Карелии.
Все эти доводы произвели впечатление в Германии. Людендорф считал, что безусловно необходимо сделать просимое заявление. В телеграмме канцлеру он подчеркнул, что политические интересы Германии и интересы княжеских фамилий Германии состоят в том, чтобы в качестве противовеса растущим демократическим и республиканским тенденциям добиться основания в Финляндии сильной монархии, целиком подчиненной немецкому принцу. По мнению Людендорфа, в каком-нибудь убедительном обосновании не было надобности. Полуофициальное заявление фон дер Гольца прямо привело бы к введению монархии. Руководящие деятели Финляндии ожидали только известного нажима, чтобы привлечь колеблющиеся слои на сторону монархии. В конце телеграммы Людендорф предостерегал, что республиканская Финляндия, безусловно, очень скоро окажется под влиянием Антанты. Поэтому он предлагал дать согласие на требуемое заявление, «в особенности потому, что переход Восточной Карелии до Мурманского побережья в руки Финляндии, ставшей нашим самым близким другом, в действительности еще более важен для нас».
Итак, воцарение немецкого принца в Финляндии и для белофиннов, и для германских милитаристов становилось условием осуществления захватнических планов в отношении Советской Карелии и Мурмана.
Согласие на просимое белофиннами полуофициальное заявление было дано. 6 июля из германского генерального штаба было направлено указание фон дер Гольцу заявить, что лишь монархическую Финляндию Германия может считать надежным другом и что поддержка Германией финских планов относительно Восточной Карелии будет зависеть от того, примет ли Финляндия решение о введении монархии. Правда, фон дер Гольц и до этого сделал неофициальное заявление о желательности монархии. Отвечая на вопрос республиканцев о его мнении относительно монархии в Финляндии, генерал сказал: «Я сам..., естественно, убежденный монархист. Как монархист, я сомневаюсь, что молодое, раздираемое партийной борьбой государство, находящееся в критическом внешнеполитическом положении, может оставаться республикой».
Вскоре фон дер Гольц сделал более сильное, полуофициальное заявление о поддержке Германией монархической формы правления, на которое он был уполномочен Людендорфом. Фон дер Гольц сообщил в Берлин, что финляндское правительство надеется получить такое же или даже еще более ясное заявление и от германского МИД. Тогда оно могло бы опровергнуть возможное возражение, что германское правительство менее заинтересовано в монархии, чем военное командование (в Финляндии знали, что между этими инстанциями бывают разногласия по финляндскому вопросу). Направляя 14 июля эту телеграмму фон