Антропология и современность - Франц Боас
Однако из перечисленных трудов можно извлечь и другой урок. Когда студенты настаивали на том, что «должны заниматься теорией», Боас часто им отвечал: «Теории не существуют сами по себе, они состоят из ваших изысканий».
У Боаса тоже были теории, но одна из наиболее выдающихся черт его характера в том, что он не вставал на их защиту, если факты говорили иное. В молодости Боас отправился в Арктику, намереваясь доказать, что определяющим фактором культуры является географическая среда. Два года среди эскимосов убедили его в ложности этого утверждения, и больше он к нему не возвращался. Когда я проанализировала грамматику языка кёр-д’ален и обнаружила два случая независимого изменения гласных, с i на a и с a на i, то сказала Боасу: «Похоже, Ваша теория по гласным i – a в салишских языках ошибочна. Что будем делать?» Он сразу же ответил: «Менять теорию!»
Существуют два других неправильных толкования акцента Боаса на теории, которые либо были озвучены, либо подразумевались. Первое – ценность любой теории. Есть, конечно, теории, которые при использовании всех известных доказательств можно легко опровергнуть. Есть, вероятно, и другие, они должны быть приняты или отвергнуты при перевесе в доказательствах и зависят от суждения того, кто их анализирует. В таких случаях Боас делал главный акцент не на теории, а на легкости ее принятия. Чем она была изящнее, тем больше ему требовалось доказательств. В ходе своих рассуждений он мог представить более чем один случай с похожим результатом или даже несколькими, а также разные случаи с разными результатами. Боас не считал, что есть основания полагать, будто если существует одно обстоятельство, то его прямая противоположность невозможна при других обстоятельствах или в другой местности. Боас, следовательно, был настоящим эклектиком, не преследовавшим какие-либо скрытые интересы.
Наряду с нежеланием делать ставку на какую-то одну теорию он не спешил самостоятельно разрабатывать для той или иной цели сложную терминологию или использовать уже существующую. Возможно, Боас излишне осторожничал в этом вопросе, но он осознавал гипнотический эффект слов, то, как люди склонны углубляться в их значение и как слова незаметно завлекают исследователя в порочный круг, в центре которого находится его собственное предположение.
Некоторые из тех, кто осуждает профессора Боаса за его нелюбовь к четким терминам, тоже считают, что его трудам не хватает систематизации. Такая критика ошибочна, ведь многие из работ Боаса даже чрезмерно систематизированы. Дело в том, что эта систематизация отличается от той, к которой привыкло большинство его читателей, ведь Боас использует немецкую, а не американскую систему. Те из нас, кто с ней уже сталкивался, легко могут в ней разобраться. Она особенно заметна в трудах «Мифология цимшианов» и «Социальная организация и тайные общества квакиутль» (Social Organization and Secret Societies of the Kwakiutl, 1897). Я много лет заставляю студентов в начале обучения рецензировать книги по антропологии, и здесь любопытно отметить, что «Тайные общества» (и «Тода» Уильяма Риверса!) в среднем оцениваются выше, чем многие другие книги, которые, как принято считать, лучше систематизированы. Я уверена, что данное обстоятельство озадачило бы редакторов «популярных» книг, как, впрочем, удивило оно и меня, но, думаю, все объясняется тем, что такого рода труды всегда оставляют после себя впечатление.
С другой стороны, столь же часто строгие замечания предъявляются к работам – обычно объемом всего пять, редко более 15 страниц, – в которых результаты многолетних кропотливых исследований и расчетов представлены в виде нескольких диаграмм с парой поясняющих слов. Некоторые критики считают эти пояснения слишком отрывочными, а диаграммы – перенасыщенными деталями.
Столь отличные друг от друга мнения указывают на удивительную особенность, свойственную идеям Боаса. Дело в том, что он использовал тот или иной тип систематизации, простой или сложный, только ради читателей. Сам Боас в ней не нуждался. Он воспринимал книгу целиком, для него она представляла краткое изложение материала, не требовавшее перестановки или переписывания отдельных частей. Боас прокладывал себе путь через огромное количество запутанных заметок, какими бы громоздкими и разнородными они ни были, чувствуя приближение к цели – финальным выводам, – как гончая, которая идет по следу. Причем независимо от того, был ли это его собственный или чужой материал. Многие из нас, советуясь с ним, испытали на себе этот феномен. В свете данного факта терпеливая проработка Боасом деталей, их тщательная подборка, сортировка и распределение выглядят еще более удивительно. Он же делал это совершенно машинально, поскольку такая работа теряла для него интерес еще до того, как он приступал к ее выполнению. Чаще всего гениальный ум формулирует заключения, но редко берется за кропотливое изложение деталей.
В памятнике жизни Боаса самые прочные камни – его тексты, вера в то, что рассказы людей о самих себе впоследствии наиболее точно раскроют их мотивы и мысли. На сегодняшний день это утверждение весьма непопулярно, но оно служит укрытием, в которое ученые могут вернуться, когда у них возникнут сомнения в интерпретации таких рассказов. Сбор, анализ и использование подобного материала требует терпения, на которое обычный исследователь не способен. Кроме того, данный метод может отсрочить получение результатов на довольно длительный срок, поэтому считается нецелесообразным. Все это вполне объяснимо, и лишь подчеркивает разницу между «обычным человеком» и Боасом.
Я
