Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова
— Я все успею.
— В ущерб чему? Или кому? Римма, любимая, я ведь не только твой будущий муж, я еще и твой работодатель, и научный руководитель. И я знаю, какая у тебя нагрузка!
— Но ты…
— Очень сильно люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Ты не выдержишь такого темпа.
— Но я…
— Обязательно станешь мамой. Просто позже, когда мы будем готовы.
Сейчас я знаю, что подобное называют «мягкой силой», а тогда считала это «любовью».
Клинику, где мне сделали аборт, Белый выбрал лично.
Небольшая частная организация, где нас встречали врачи в модной форме и масках с мордами кошечек, чтобы расслабить пациентов. Стильный холл, чай и кофе, гарантия конфиденциальности.
Мне согласились провести… процедуру не смотря на уже довольно большой срок.
Филипп и здесь оказался рядом. Держал за руку, когда я вышла из наркоза, вытирал лицо, когда меня рвало, утешал и гладил.
— Все хорошо, малыш! Ты умница, ты справилась! Сейчас придешь в себя и полетим в Прагу, Господи, ты ведь никогда не была в Европе! Представляю, как ты будешь смотреть на меня, когда я тебе все покажу!
И он нежно поцеловал меня, не смотря на внешний вид и утреннюю тошноту.
В Прагу я так и не попала. Через две недели у меня подскочила температура, а еще через день Скорая доставила меня в больницу. Простую, государственную, без кофе и конфиденциальности.
Там меня лечили от последствий кустарного аборта обычные суровые врачи — без модной формы и масок с мордами кошечек на лицах. Там же я узнала, что больше никогда не смогу иметь детей.
— Ну на хрена идти туда, где сначала жир из задницы откачивают, а потом полостную операцию делают? И все это один и тот же врач за твои же деньги!
Громкая, воинственная женщина замолчала, как только увидела, что я больше не сплю.
— Как ваше самочувствие? — Искренняя забота в голосе так сильно контрастировала с тем, что она говорила секунду назад, что я поежилась. Мало ли что еще можно услышать от такого врача. Резко захотелось увидеть Филиппа, почувствовать, что я не одна.
— Анастасия Борисовна, мой муж…
— Передал вам ужин, фрукты и даже торт. Удивительно, первый раз встречаю мужчину, который сам готовил еду для жены в больницу!
Готовил конечно не он, а сиделка мамы Филиппа. Но я постеснялась говорить об этом врачу.
В пакете, который отдала мне Настя, лежало еще и письмо. Красиво написанное о красивом возвышенном чувстве. Самого Филиппа не было, его задержали в Праге и из больницы он меня забрать не смог. Никто не смог. Просить подруг было стыдно, а родителей я решила не пугать понапрасну и просто не рассказала про операцию и диагноз. Каким-то далеким седьмым чувством я была уверена — врачи ошиблись. У меня будут дети. Мы с Белым станем родителями двух, а то и трех замечательных малышей! Да, не сейчас, но станем!
В холле больницы было так жарко, что я вышла ждать такси на улицу.
— Господи, ты совсем дура? — Раздался знакомый сварливый голос. Настя Савранская схватила меня под локоть и потащила в сторону от дороги. — У тебя ж гемоглобин кукольный, сейчас прихерит, ты мне тут сознание и потеряешь. Тебя кто встречает?
— Никто, муж в командировке.
— Ну это разумеется, все они там, когда больше всего нужны здесь.
— Нет, он правда…
— Конечно правда, кто ж спорит. Ладно, пошли, я тебя до дома довезу. Моя машина там, дойти сможешь?
Я неуверенно кивнула. Все вокруг — люди, звуки, предметы — казались ненастоящими. Декорацией к плохо написанной мелодраме. А так как выключить «телевизор» нельзя, то я выключила себя. Не слушала, не видела, не думала.
Ехали молча. Еще немного помолчали под домом, куда меня привезла Настя.
— Ладно, вот мой телефон. — Врач, которая и так потратила на меня слишком много времени записала и протянула свой номер. — Будут вопросы — звони.
Сердце лихорадочно застучало в груди.
— Анастасия Борисовна! У меня есть вопрос! — Секунду помявшись под пристальным взглядом, я наконец решилась: — Скажите, может быть такое, что врачи все-таки ошиблись? Или, что медицина шагнет вперед и что-то такое изобретет, что я… ну смогу родить?
С каждым словом мой голос становился все тише и в конце даже я перестала разбирать, что там говорю.
Настя молчала. Долго, почти целую вечность.
Сердце, которое секунду назад билось в неровном такте, остановилось.
— Ладно, — то ли сказала, то ли выплюнула я, — все понятно, спасибо.
Я открыла дверь, чтобы выйти наконец на улицу, как меня остановили:
— Римма, послушайте...
— Наталья Борисовна, не надо. Ваше молчание было слишком красноречиво. И потом, я же сама виновата, так что… о чем тут сейчас плакаться?
— Сколько я таких «виноватых» видела, не пересчитать, — устало отмахнулась Савранская. — Римма, я врач и в первую очередь должна думать, что говорю. Не всегда получается, но я пытаюсь. Так вот, медицина не стоит на месте. Мы день ото дня отвоевываем свое у болезни, у старости, у смерти. Я могу только догадываться что будет через десять лет или через двадцать. Но я так понимаю, далекое будущее тебя не интересует, поэтому отвечаю на твой вопрос. Честно и без соплей. Нет, Римма, ты не сможешь выносить ребенка, я не вижу пока возможностей, как бы ты смогла это сделать. — Наверное, я изменилась в лице, потому что Настя тотчас добавила: — Но это не значит, что ты не сможешь стать матерью. Есть разные способы как осуществить твое желание. И потом, никто не отменяет чуда. Я как врач говорю, иногда случаются такие чудеса, что не видел бы собственными глазами, не поверил бы. Так что верь. Главное, не возводи это в культ. Просто живи, работай, путешествуй, люби и верь.
Я всхлипнула. Слез не было, плакать я запретила себе еще в больнице, но спазм все равно сдавил горло:
— Спасибо.
Я почувствовала, как на плечо легла теплая мягкая ладонь. Потом Настя как-то обмолвилась, что никогда раньше не провожала и тем более не обнимала своих пациенток. А тут как стрельнуло: надо. И проводить, и обнять, и поговорить.
С нашего разговора и начался мой период веры. Я верила неистово, жадно. В моей слепой вере меня поддерживал Филипп, оплачивал походы к врачам и даже как-то свозил к «бабке», которая смотрела на кофейной гуще. Она увидела у нас дочь.
— Очень будет на мужа вашего
