Друг отца. Под запретом - Джулия Ромуш
— Простите… — выдыхаю, машинально открывая дверь и падая на заднее сиденье. — Отвезите меня, пожалуйста, плачу двойной счётчик.
Называю адрес больницы, где лежит отец. Водитель что-то бормочет, но я уже не слышу его. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу, пытаясь успокоить дыхание, но слёзы продолжают течь по щекам, не оставляя мне ни единого шанса на облегчение.
Господи, как же больно…
* * *
В больнице меня встречает строгий взгляд медсестры на посту. Она устало хмурится и, кажется, готова отослать меня обратно на улицу.
— Девушка, ночь на дворе, приходите утром, — произносит она нетерпящим возражений тоном.
Я быстро нахожу оправдание:
— Пожалуйста, я забыла сумочку возле палаты отца, там ключи от дома. Мне буквально на минуту.
Она вздыхает, но, в конце концов, нехотя машет рукой.
— Только быстро, ясно? И больше не задерживайтесь.
Я благодарно киваю и торопливо шагаю к лестнице.
На каждом шагу сердце колотится так сильно, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. В голове полный хаос. Я не понимаю, почему бегу именно сюда, почему меня тянет к отцу, словно к последнему прибежищу. Может, потому что он оказался прав, и это так болезненно ударило по мне? Или просто потому, что я сейчас нуждаюсь в том, чтобы выплакаться у него на коленях, почувствовать хоть какую-то защиту, поддержку, понять, что делать дальше? Или потому, что слова Артёма засели в голове про то, что отец снова меня обманывает, а я ведусь. Хочется опровергнуть его лживые слова. Потому что... Потому что отец никогда так со мной не поступит. Потому что... не может такого быть.
Останавливаюсь возле палаты отца и глубоко вдыхаю. Дверь приоткрыта, внутри пусто. Сердце пропускает удар.
Быстро выхожу обратно в коридор, оглядываюсь и замечаю, что дверь кабинета врача приоткрыта, и изнутри слышится приглушённый разговор. Я неосознанно подхожу ближе и слышу голос врача:
— Руслан Анатольевич, через три дня палату нужно освободить.
Голос отца звучит резко и нервно:
— Подожди, не могу я так быстро выписаться. Ты моей дочери наплёл про мой диагноз гораздо больше, чем мы договаривались. Если сейчас так быстро меня выпишешь, она сразу что-то заподозрит!
Я отшатываюсь от двери, словно получив удар. Реальность резко меняет очертания. Меня пошатывает. Нет, бред. Просто на фоне всего произошедшего у меня галлюцинации.
Я замираю у приоткрытой двери, чувствуя, как внутри всё холодеет. Голоса звучат чётко, каждое слово эхом отражается от стен больничного коридора.
— Руслан Анатольевич, палата через три дня должна быть свободна. К нам поступает новый пациент, — голос врача спокойный и твёрдый.
— Ты что, с ума сошёл? — Голос отца раздражён и резок. — Мы договаривались, что всё будет выглядеть убедительно. Теперь нужно действовать осторожно, иначе всё раскроется.
— Я и так пошёл вам навстречу, — голос врача становится строже. — Лечение не требуется, анализы чистые. Вы абсолютно здоровы, Руслан Анатольевич. Я не могу держать вас здесь бесконечно.
— Ещё хотя бы неделю, — настаивает отец, понижая голос почти до шёпота. — Мне необходимо время.
— Не могу, — врач вздыхает. — У меня и так неприятности из-за того, что я вас принял. Начинаются проверки. Палату нужно освободить.
— Я тебе заплатил достаточно, чтобы решить эти проблемы, — язвительно бросает отец.
— Не в деньгах дело, Руслан Анатольевич. Вопрос репутации клиники. Игра затянулась.
— Игра? — Горько смеётся отец. — Ты не понимаешь, на что я пошёл, чтобы всё это разыграть.
Я зажимаю рот рукой, чувствуя, как подкатывает тошнота. Сердце бешено колотится, ноги подкашиваются. Я стою в полнейшем шоке. Господи... Нет. Этого не может быть. Я хочу оглохнуть. Ослепнуть. Потерять сознание. Всё что угодно, только бы весь сегодняшний кошмар перестал существовать.
Отец выходит из кабинета врача и застывает, увидев меня перед дверью. В глазах сначала мелькает растерянность, затем появляется жёсткость.
— Тая? Ты… давно здесь? — Произносит он неуверенно, слегка хрипло, явно пытаясь понять, как много я успела узнать.
Я горько усмехаюсь, чувствуя, как по щекам начинают снова катиться слёзы. В груди разрастается мучительная боль, которая грозит разорвать меня изнутри.
— Ты меня использовал, пап? — Шепчу, не в силах сдержать дрожь в голосе. Горло обжигает, а слёзы застилают глаза. — Ты всё это время просто… пользовался мной?
— Таисия… — отец делает шаг ко мне, поднимая руки в примирительном жесте, но я отшатываюсь назад, как от удара.
— Значит, всё, что сейчас происходит с Артёмом… — голос срывается, становится почти неразборчивым от слёз. — Ты просто мною воспользовался? Подставил его моими руками?
Он резко морщится, его лицо становится твёрдым и холодным, и я едва узнаю в нём человека, которого так сильно любила и уважала.
— Прекрати развивать эту драму, — его голос звучит раздражённо, почти зло. — У меня не было другого выхода, Тая. Меня прижали. Было два варианта: либо я, либо он. А в самопожертвование я не играю.
Я не верю, что это говорит он. Не хочу верить. Моё сердце разбивается с каждым произнесённым им словом. Умирает всё, во что я верила, чему доверяла всю жизнь.
— У тебя был выбор! — Резко и почти истерично выкрикиваю я, глядя на него сквозь слёзы. — Такой же, как и у Артёма! И он выбрал тебя не подставлять. Он не пошёл против тебя, даже когда ему предложили это сделать!
Отец презрительно усмехается и качает головой.
— Потому что думал не головой, а играл в благородного рыцаря. Это не моя вина, что он оказался таким идиотом. Прекрати устраивать здесь трагедию. Я с самого начала говорил, что он тебе не пара. Ты скоро успокоишься и поймёшь, что я поступил правильно.
Я делаю ещё один шаг назад, прикрывая рот рукой, чтобы заглушить рыдания, которые рвутся наружу.
— Ты… ты же моими руками… — задыхаюсь от собственной боли, от осознания того, что именно я стала причиной всех бед Артёма.
— Таисия, прекрати это немедленно, — отец повышает голос, но я качаю головой, чувствуя, что меня начинает трясти от ужаса.
— Нет! — Отчаянно кричу, не заботясь о том, кто меня услышит. — Господи, папа! Ты заставил меня подставить Артёма! Это я всё сделала… это из-за меня он… —
