Всего лишь любовь - Мари Соль
— Виталина, прости! Я не хотел, чтобы так получилось, — произносит Никита, поднявшись.
— Не хотел! Ты серьёзно? Мне кажется, очень хотел! — возражает Шумилов.
— Уходите, пожалуйста, оба, — отвечаю, сжимая ведро.
— Но…, - пытается вставить Шумилов.
Но я обращаюсь совсем не к нему:
— Никит, мы с тобой пообщаемся, позже, ладно?
Тот уязвлено вздыхает:
— Конечно!
Вот уж не думала, что когда-то увижу Никиту… таким. Богачёв на полу, соревнуется с Костей. Ей Богу, ну просто кино!
— А со мной? А со мной ты не хочешь пообщаться? — взрывается Костя. На фоне Никиты он смотрится как воробей.
Я возвращаюсь в квартиру и хлопаю дверью. Шумилов, прилипнув к ней с той стороны, шепчет в прорезь:
— Виталь, ну открой?
— Уходи! — закрываю щеколду. Цепочку, всё сразу! Как будто он может вломиться сюда.
— Виталина, открой! — он стучит кулаком.
Я отвечаю ему, как соседка:
— Я сейчас милицию вызову, понял?
Мне кажется, он не уходит. Я жду полчаса. А потом выхожу, держа веник подмышкой. Нет, не ради защиты от Костика! А чтобы собрать с пола мусор. Соседка меня не простит! Как её там? Агриппина.
Собираю в совочек цветы. Кажется, это ирисы? Подняв с пола букетик, смотрю на него. Как Пятачок из мультфильма на лопнувший шарик. Какого размера он был? А цвета какого? Эустомы, ирисы, зелёная травка. Узнаю Шумиловский «почерк». Он всегда заставлял улыбаться, умел удивить! Но сейчас, вопреки ожиданиям, хочется плакать…
Розы почти уцелели. По ним потоптались немного. И несколько крайних цветков пришлось выбросить. Но остальное спасу!
Уже уходя, замечаю красивый пакетик. Он всё это время стоял наверху, что помогло ему выжить в той склоке, которую тут учинили мужчины. Заглянув, вижу горло бутылки и шелестящий набор шоколадных конфет. Что ж, будет, чем поразвлечься, и чем успокоить себя перед сном.
Заношу вместе с розами внутрь одинокой квартиры. Капустин уже тут как тут.
— Розы невкусные! — тороплюсь объяснить.
Надеюсь, что он не полезет их пробовать? По крайней мере, шипы не позволят.
В пакетике — Сангрия, тёмный рубин проступает сквозь толщу стекла. А конфеты с орехом. Ну, кто ещё мог принести это всё? Ну, конечно, Шумилов! Никита бы выбрал вино подороже. Шардоне, например! И, как минимум, плитку Швейцарского шоколада, или коробку Ферреро Роше. Обычно такие подарки сулили мне встречи с ним. Но совершенно не ради подобного, я позволяла ему делать всё…
Боже мой, до сих пор не могу отойти от увиденной сцены! Как вообще эти двое оказались здесь одновременно? Вот уж и вправду, мистический дом. Наливаю в бокал алой Сангрии. Открываю конфеты.
— Тебе сладкое вредно, — объясняю Капустину. Тот, облизнувшись, сидит в ожидании.
Вот Шумилов бы точно скормил ему пару конфет, да ещё бы плеснул в миску Сангрии. А потом у Капустина будет крапивница, или опять приключится понос. Нет уж, пускай лопает корм! И пьёт воду. А Сангрию выпью сама.
Первый глоток, и я закрываю глаза. Уносимая мыслями прочь из сегодняшней ночи. Туда, где на крыше кирпички мы вместе с Шумиловым пили вино. Повод был веский! А конкретно, Шумиловский красный диплом…
— Ну, ты ведь пойдёшь в аспирантуру? — спросил выжидающе. Вопрос звучал так: «Ты будешь и дальше со мной?».
Я была влюблена в Богачёва. Наш роман с ним был в самом разгаре! Я вообще не могла в то далёкое время мечтать ни о чём, кроме объятий Никиты. Кроме того, чтобы быть с ним всегда.
— Не знаю, Кость! А зачем? — я пожала плечами.
— Как зачем? Чтобы дальше учиться, — ответил он так, словно иного себе и представить не мог.
— Учение — свет! — отпила из горла́.
— А ты хочешь быть неучёной, — упрекнул меня Костик, намекая на то, что мой диплом будет синий. Такой, как у всех.
— Я не знаю, чего я хочу, — я, вздохнув, посмотрела на небо, — Хочу быть любимой! Хочу выйти замуж. Родить двух детей. Как минимум. Мальчика, девочку. Глупо, да? Примитивно?
Когда опустила глаза, то увидела Костю. Он смотрел на меня так серьёзно. Совсем без усмешки:
— Не глупо! Нормально желать того, что природой заложено в нас.
«Выходит, исполнилось», — думаю с грустью. Замуж вышла, детей родила. А была ли любимой? Не знаю.
— Вав! Вав! — произносит Капустин.
— Знаю, рыбонька! Ты меня любишь, да? — склоняюсь к нему и треплю за мохнатое ушко. Кажется, Сангрия чуть опьянила меня. Закрываю бутылочку, ставлю её в холодильник. И с третьим по счёту бокалом иду коротать вечерок.
Глава 16. Костя
В первый раз я был на Чёрном море с родителями, ещё в возрасте девяти лет. Наверное, там они и зачали сестрёнку? Помню, как был удивлён, осознав, что море бывает и тёплым, и в нём хочется плавать. Ибо воды Балтийского моря даже летом с трудом прогреваются до 20°C. В связи с чем, попав в воды Чёрного моря, я плавал до умопомрачения, искал с маской сокровища. Коими были монеты, ракушки и прочая снедь.
Второе, что сильно меня удивило, это кромешная тьма черноморских ночей. В сравнении с нашими... А я тогда думал, что в каждом городе так, как у нас — летом белые ночи. А у них темнота, хоть глаз выколи!
Помню, как жили мы в домике. Снимали комнату у местной семьи. У них была дочка, Марина. Красивая, на пару лет старше меня. Я жутко стеснялся! А как-то раз помогал по хозяйству. Завёл речь о Питере. Она так прониклась моими рассказами, на том и сошлись. С нею я целовался впервые. Марина с её слов, умела!
— Язык держи при себе, — поучала она, — И слюну сглатывай, прежде, чем присосаться.
Я укрощал свой вертлявый язык, сглатывал слюни, и усердно пытался проникнуть под майку Марины ладонями. Те ощущали биение сердца сквозь ткань. Мне почти удалось! Только нас в полуночном саду застал её батя. Влетело обоим! Как оказалось, даже южная ночь — не гарантия. Быть пойманным можно везде.
Я не был тем первым, кто целовал Виталину. Хотя имел все шансы им стать! Я также не был и тем, кто впервые проник в её тело своим... Но надеялся, больше никто не посмеет. После меня — никого! И теперь, наблюдать, как тот самый «первопроходец» обивает её одинокий порог? Это так унизительно! Невыносимо. Но я, смерив гордость, ушёл вслед за ним.
Вынув куртку из Опеля, я надеваю её на себя, чтобы скрыть те последствия нашей борьбы, что возможно скрыть курткой. Футболка испорчена! Ворот разодран,
