Всего лишь любовь - Мари Соль
— У тебя не спросил, что мне делать, — рычит сквозь растительность. С бородой он похож на актёра. Не помню, как звать! Вита, насколько я помню, не любит бород. Или со мной не любила? Врала…
Я нахожу его слабое место внезапно. Ударив ступнёй по ноге. Богачёв отступает, но в тот же момент налетает с удвоенной силой. И мы вместе падаем на пол, позабыв о цветах, об одежде, о том, что за створкой дверей — Виталина. Наш общий, такой беззаветно желанный, заманчивый плод.
— Признавайся, ты спал с ней? — напираю я, будучи сверху.
— Конечно, я спал! У нас общая дочь, — огрызается он.
Мы не дерёмся, не бьём по лицу. Просто катаемся по полу, каждый стремится подмять под себя. Как будто такая позиция даст превосходство, не только в борьбе, но в любви.
Наша схватка продлилась бы дольше…
— Ах ты, скотина, — вцепляюсь в рукав пиджака, тот трещит.
Он в отместку рвёт ворот моей «говорящей» футболки. И в этот момент открываются двери одной из квартир.
Глава 15. Вита
Накупила себе всяких радостей. Пенку и гель с авокадо, шампунь для густоты волос, скраб для лица и для тела. Закрылась в ванной. Пою.
И всё-таки что-то есть в этой отсрочке. Словно отпуск взяла! И вернулась в свою беззаботную юность. Не туда, где беременность Майкой меня угнетала. А раньше! Помню, вот также сбегала из дома, от маминых нравоучений. Чтобы успеть навести марафет к приходу Никиты. А он приходил не так часто. Зато уж, когда приходил…
Мы с ним часами валялись в постели. Не могли друг дружкой насытиться.
— В море сииинем, в моооре южном,
Рыбка, рыбкааа, непростааяяааа,
Исполняааает все желанья,
Вот такааяяа золотаяяяаааааа…
— исполняю я в полный голос, ощущая, как тёплые струи скользят по спине.
Вот сейчас могу вспомнить, как было с Никитой, и… с Костей. Кто лучше в постели? Сколько раз мне Шумилов задавал подобный вопрос. Пытал:
— Ну, скажи!
А я говорила:
— Ты лучше!
Конечно, а что я ещё могла сказать? Правда, если припомнить, какой я была с Никитой… Другой! Наверное, то, что мне нравилось с ним, то не нравилось с Костей. И наоборот. Мне хотелось стереть всё, что было с Никитой из жизни, начать всё с нуля. А потому и розы я возненавидела. Он так любил дарить мне огромные букеты роз. И изумруды больше не надевала ни разу. Хотя, серёжки, тот первый подарок его, до сих пор лежат в моей ювелирной шкатулке.
— Ой, люли, мои, люлииии,
Ой, люли, поцелуиииии…
— Завершаю припев. Смыв с тела пенку, спешу насухо вытереть влагу нагретой махрой. Квартира прохладная, хотя солнце бывает достаточно часто. Но сумрак внутри! Я так жалею, что не успела сделать ремонт. Раньше в моде были другие обои и мебель, и шторы. Да и мне было как-то уютно бывать здесь, с Никитой. А теперь, после нашей квартиры с Шумиловым, эта кажется сумрачной и неуютной.
Сделав тюрбан на голове, надеваю халатик на чистое тело. Домашние тапки «с ушами». Их обожает Капустин! Когда я сижу на диване и шевелю обутыми в тапки ступнями, он атакует и прыгает так, словно заяц.
Выйдя, встречаю своего неугомонного пса в коридоре. Он стоит, устремив взгляд на двери, и машет хвостом.
— Капустин, рыбонька! Идём, я тебя покормлю? — предлагаю.
Но он и не думает реагировать. Хотя в обычное время кормёжка — едва ли не главная часть его дня.
— Чего ты там видишь? — становится не по себе.
Говорят, что животные видят то, чего не могут увидеть люди. Например… призраков. Неужели, Шумилов был прав много лет тому назад, говоря, что в этом доме их множество?
— Капустин! — зову его, — Цмок, цмок, цмок!
Вдруг слышу за дверью какие-то звуки. Как будто кто-то упал. По спине холодок…
Подбираюсь на цыпочках к щёлке, которая служит глазком. Приподняв, ожидаю увидеть… Не знаю, что именно? Какую-то злобную сущность. Но вижу иное! Площадка широкая, взгляд достаёт до стены. А возле неё, мёртвой хваткой сплелись две фигуры. Я могу различить тёмно-серый костюм. Седину в волосах…
— Ах ты, скотина, — надрывно сипит чей-то голос. И он мне так сильно знаком!
Открываю замок, и створка двери упирается… в розы. Те лежат на моём сером коврике. Словно кто-то украсил его!
Высунув нос наружу, я вижу воочию сцену борьбы. И оба «борца» мне до боли знакомы! Один — Богачёв, другой — Костик. Лежат, подтирают собой грязный пол.
— Ну, ты и кабан, — хрипло давит Шумилов, и с треском рвёт на Никите рукав.
Тот неожиданно валится на бок. Шумилов седлает его, налегая всем телом. Сам он грязный, как свин!
— Запрещённый приём! — восклицает Никита, — Яички не трогать! — и упирает ладони в Шумиловы плечи.
— А чего ты ими трясёшь, как гиббон? — отзывается Костик, пытаясь его одолеть, — Ты меня спровоцировал!
Я должна бы прервать это действо. Но не могу сдвинуться с места! Стою, зачарованно глядя, как двое мужчин занимаются тем, в чём не один из них прежде не был мною замечен. Ни один, ни другой! Вокруг них на полу лепестки, и ещё один, более скромный букет, как невинная жертва, лежит в стороне…
Вдруг из соседней двери на площадку является бабушка, что живёт в этом доме, наверно, с момента его основания. Мне иногда доводилось здороваться с ней. Вечно всем недовольная, сухощавая, словно урюк, она имеет какое-то странное имя. Агриппина, кажется? И носит очки на носу.
— Я сейчас милицию вызову! — голос её отражается эхом от стен.
Я просыпаюсь:
— Не надо! Пожалуйста!
Ныряю обратно в квартиру. Хватаю ведёрко и ставлю под кухонный кран.
«Ну же, быстрее», — гляжу, как вода набирается. Когда почти достигает краёв, вынимаю из раковины и торопливо несу, не боясь расплескать на площадку. Капустин в недоумении наблюдает за мной, но выходить опасается.
Эти двое никак не расцепятся. Пока один не отступит, не поддастся другой! Выдыхаю свой страх и, подбежав к ним поближе, плещу из ведра на обоих…
На стене позади остаётся пятно. Как по команде в игре «Море волнуется раз», фигура из двух крепко сцепленных тел замирает. И оба, взглянув на меня, произносят:
— Виталина?
— Виталь?
Я дышу так надрывно, как будто бежала с ведром марафон. Только сейчас понимаю, как руки дрожат. Но голос звучит удивительно твёрдо:
— Вы что тут устроили?
— Вит, это правда? Ты с ним? — Шумилов встаёт, отпускает Никиту.
Тот пытается выглядеть сдержанным. Это трудно в дырявом, испачканном пылью
