Спецназ. Притворись моим - Алекс Коваль

Я так распаляюсь в своем внутреннем монологе, что почти не замечаю, как поселок… заканчивается. Нет, дома-то продолжаются, но вот фонари — нет. Улица погружается в густой декабрьский сумрак. Снег, кажется, повалил еще сильнее, заглушая вообще все звуки.

Тишина.

Такая, что в ушах звенит.

Я останавливаюсь, пытаясь отдышаться. Щеки горят, а вот кончики пальцев на руках и ногах уже предательски немеют.

Так, где эта вторая улица? И где седьмой зеленый дом?

Я кручу головой. Вокруг — абсолютно одинаковые темные избы, утонувшие в сугробах. Из труб вьется дымок — единственный признак жизни. За одним из заборов надрывно, жутко лает собака. Ей тут же вторит другая, откуда-то с другого конца деревни.

У-у-ух.

Я вздрагиваю, когда совсем рядом раздается уханье совы. Прямо как в фильмах ужасов.

Так, Агапова, соберись. Ты взрослая, смелая девушка. Какая-то темная деревня тебя не напугает.

— Эй! Есть кто живой? — кричу я в пустоту, но голос тонет в снежной вате.

Супер. Просто супер.

Я бреду дальше, наугад сворачивая в проулок, который кажется мне «второй улицей». Ноги вязнут в снегу. Каждый шаг дается с трудом. Я уже сто раз прокляла свою гордость, этого Сотникова, мелкого воришку, маму с ее «женихом» и весь этот чертов юбилей.

Ну почему я такая… такая я⁈

Злость — отличный мотиватор, но плохой аккумулятор. Она садится быстро. И вот я уже не злая, а замерзшая и напуганная. Иду по темной, незнакомой улице, где из освещения — только тусклый свет из редких окон. Собаки, кажется, уже целым хором выступают.

«От тебя одни проблемы, Агапова».

Голос Сотникова в голове звучит так отчетливо, что я невольно оглядываюсь.

Никого. Только снег и тени от голых деревьев, похожие на костлявые руки.

Бр-р-р.

Так, ладно. Искать дом наугад — гиблое дело. Придется стучаться в первый попавшийся и спрашивать. Выбираю дом, который выглядит наиболее… жилым. С яркими огоньками гирлянды на окне.

Только я делаю шаг к калитке, как из темноты переулка, откуда я только что вышла, раздаются голоса. Мужские. И смех. Такой… нехороший.

Я замираю.

Ну вот, приехали. Мои приключения решили обновиться до версии «хоррор».

Я отступаю в тень большого сугроба у забора, инстинктивно пытаясь слиться с ним. Сердце ухает где-то в районе горла.

На «улицу» вываливаются трое. Фигуры крупные, в распахнутых куртках, несмотря на мороз. От них за версту несет перегаром и дешевым табаком.

— … Я те говорю, он козел! — басит один.

— Да ладно, Сань, че ты. Нормально ж сидели… — вторит ему другой.

— Нормально⁈ Он мне сотку был должен!

Они останавливаются прямо под единственным тусклым фонарем, метрах в десяти от меня. И один из них, самый крупный, поворачивает голову в мою сторону.

Я перестаю дышать.

Только не заметь. Только не заметь. Пожалуйста, только не заметь.

— Опаньки, — тянет парень, мерзко ухмыляясь. — А это у нас кто тут в сугробе прячется? Снегурочка?

Черт. Заметил.

— Эй, красавица, заблудилась? — он делает шаг ко мне. Его дружки тут же оживляются, поворачиваясь в мою сторону.

Так, Ира. Без паники. Главное — не показывать страх. Будь дерзкой!

Я выпрямляюсь и выхожу из тени, отряхивая с варежек снег. Стараюсь, чтобы голос не дрожал.

— Ищу дом номер семь. Зеленый. Бабу Нюру. Не подскажете?

— Бабу Нюру? — хмыкает первый, подходя ближе. — Конечно, подскажем. Мы тебе, милашка, всё подскажем. И проводим. Нам как раз по пути.

Второй, пониже ростом, но шире в плечах, обходит меня сбоку.

— А что такая куколка тут одна делает в такой час? А? Жениха ищешь?

Господи, да что вы все сговорились с этим женихом⁈

— Ищу, — ядовито улыбаюсь я, отступая на шаг назад и упираясь спиной в чей-то забор. — Но, боюсь, вы кастинг не пройдете. Требования высокие, знаете ли. Интеллект, манеры…

Они мерзко ржут.

— О, какая дерзкая! — восхищается первый. — Люблю таких. А мы и без кастинга можем. Давай, Сань, бери ее. Пошли к нам в баньку, погреешься. У нас там весело.

Этот Саня тянет ко мне свою лапу в перчатке.

Вот теперь мне становится по-настоящему страшно. Паника ледяными иглами впивается в горло. Я оглядываюсь — бежать некуда. Сугробы по пояс.

— Руки убрал! — шиплю я, пытаясь оттолкнуть его.

— Цыц! — он хватает меня за запястье. Крепко. — Не дергайся, куколка. Мы ж по-хорошему.

«Никита! Сова! Мама! Да хоть кто-нибудь!» — мысленно воплю я.

И в этот момент, будто в ответ на мой беззвучный зов, из темноты раздается абсолютно спокойный, ровный, до зевоты скучающий голос:

— Кастинг на женихов закрыт. А вот на получение по щам — как раз открыт. Записываться будете?

Сотников! Боже, как же вовремя!

Я не знаю, плакать мне от облегчения или от унижения. Он все-таки пошел за мной!

Троица резко оборачивается.

— А ты еще кто? — быкует Саня, но хватку не ослабляет.

Никита медленно выходит в круг тусклого света. Руки в карманах парки. Капюшон откинут. Он даже не смотрит на меня. Весь его взгляд — тяжелый, как свинцовая плита — прикован к руке, сжимающей мое запястье.

— Папик ее, что ли? — пытается острить второй. — Вали отсюда, дед, пока…

Я не успеваю моргнуть, как Сотников выдергивает меня из хватки «Сани» и отшвыривает себе за спину. Одновременно с этим он делает короткое движение локтем — второй, тот, что был шире в плечах, крякает и складывается пополам. Саня рычит и лезет на него с кулаками. Никита просто ловит его куртку, разворачивает и с какой-то ленивой грацией запускает того головой вперед в самый глубокий сугроб у забора.

Третий, самый молчаливый, который до этого стоял чуть поодаль, просто застывает с открытым ртом.

Никита отряхивает руки, хотя он даже не испачкался. Поворачивается к застывшему.

— Потерялся? — участливо спрашивает он.

— Я… эт… мы… мужик, мы ж…

— Сам свалишь? — так же спокойно интересуется Сота. — Или помочь?

Это действует на парня магически. Он бросается к сугробу, выдергивает оттуда барахтающегося «Саню», подхватывает второго, который все еще пытается отдышаться, и они втроем, спотыкаясь и матерясь, исчезают в темноте переулка.

На улице снова воцаряется тишина. Только ветер свистит да мое сердце колотится о ребра как сумасшедшее. Ноги ватные. Руки трясутся.

Никита стоит и смотрит на меня. Не насмешливо. Не зло. А как-то… устало. Будто я — его персональный крест, который ему приходится нести.

— Ну что, Агапова? — наконец произносит он.

— Что? — голос предательски срывается.

— Нашла бабу Нюру?

Я смотрю на него. Страх еще не отпустил. Меня мелко колотит. Я сглатываю, пытаясь унять