Оставить на память - Лина Ласс
Он поднялся. Шея и колени затекли. Всё-таки диван не самая лучшая постель, особенно, если по росту он совсем не подходит. Потирая шею, Войт прошёл на кухню. За столом царила настоящая мучная вакханалия. Весь стол был в муке и тесте.
Его мать складывала на противень ещё сырые булочки. Ника рядом замешивала тесто. Её волосы были собраны высоко, открывая тонкую шею, лицо измазано в муке, а платье, не смотря на то, что было укрыто фартуком, тоже испачкалось. Но её счастливая улыбка говорила о том, что её совсем не волновал внешний вид.
Марго была здесь же, сидела за столом. Стул был для неё недостаточно высок — виднелась одна голова. Она с удовольствием жевала свежую сдобу с изюмом и смотрела, как Мардж сворачивает тесто в рогалики. А ещё незаметно отщипывала от своей булочки кусочки и давала засевшему под столом Теду.
— Всем доброе утро, — произнёс Войт, зачарованный этим видом. Все трое обернули в нему свои взгляды.
— Ну наконец-то проснулся, — заворчала его мать. — Мы уже как час на ногах, соня.
Ника ласково ему улыбнулась и одними губами прошептала "Привет". Генри едва сдержался от желания подхватить её на руки и расцеловать в испачканные мукой щёки.
— Мам, ты что, заставляешь гостей готовить?
— О нет, — ответила за Мардж Ника. — Я увидела как твоя мама замешивает тесто и… попросила её меня научить. — Обе женщины заговорщицки переглянулись и засмеялись. Девушка развела руками и пояснила. — Я не умею печь. Вот.
— А блинчики? — подала голос Марго.
— Ну, только это, да.
— Я бы поел твоих блинчиков, — Войт посмотрел на Нику так, будто за этой неприметной фразой он подразумевал что-то совсем неприличное. И с удовольствие заметил как она покраснела.
— Может, в следующий раз? — Ника облизнула губы и отвела взгляд, сосредоточившись на тесте, которое раскатывала.
Марго ввиду своей невинности не заметила, как эти двое буквально источали взаимное притяжение. Зато это хорошо уловила Мардж. Она поглядывала на сына и эту русскую девушку и у неё не осталось ни малейшего сомнения, что эти двое испытывают друг к другу.
Ей понравилась Ника. От Марты, очень независимой и современной девушки, Нику отличало внутренняя простота. Мардж не знала в каких условиях росла девушка, но вряд ли в таких же как и Генри. Она наверняка не знала тяжёлого труда и, раз уж она не умела даже печь, скорее всего не нуждалась в таком навыке. Но та лёгкость, с которой она попросила научить её делать сдобу, мгновенно подкупила миссис Войт. Да, Ника не привыкла к готовке, но с удовольствием перенимала знание, не боялась испачкаться и с радостью сама замешивала тесто. У них даже получился неплохой тандем. Мардж руководила её действиями, а Ника всё послушно исполняла.
От жены Генри такого ждать не приходилось. Марта не была сторонницей традиционных взглядов на семью, где роль женщины сводилась к обслуге, и редко готовила сама. А уж в гостях у свекрови от неё и вовсе было не дождаться помощи на кухне. Это не делало её хуже. Генри ведь не был беспомощным, чтобы жениться только ради стирки и готовки. Но та теплота, которая возникла между Мардж и Никой, пока они просто готовили, шутили и переговаривались, теплом разливалась по сердцу матери Войта.
Генри по привычке потянулся к тарелке, но тут же получил по рукам.
— Вместе со всеми, — погрозила ему мать, при этом улыбаясь.
— Почему тогда Марго можно?
Вместо ответа Мардж наклонилась к малышке и поцеловала её в щёку.
— Потому что она самый чудесный ребёнок на свете, — повернулась она к сыну. — А ты иди умойся для начала, — и строго указала ему на дверь. Как послушный сын Генри отправился в ванную.
Он чувствовал, как атмосфера в доме стал совершенно иной, чем когда он приезжал сюда с женой. Какая-то непосредственность и искренность царила сейчас в кухне. Он даже не помнил чего-то подобного в своём детстве. Будто благословение опустилось на них всех. Войт совершенно забыл обо всём, что беспокоило его вчера. Сейчас его волновал только его пустой желудок и невозможность прикоснуться к Нике при матери.
Пока он стоял под горячими струями душа, он вспомнил её улыбку на испачканном лице, её сверкающие глаза и покрасневшие от его внимательного взгляда щёки. Возбуждение не заставило себя ждать. Его член напрягся от одной только мысли об её зардевшемся лице. Она уловила в его взгляде всё, что он хотел бы сказать ей вслух, и Генри по-своему интерпретировал её ответ "Может, в следующий раз".
Непременно.
И довольно скоро.
***
В свежей футболке и гладко выбритый, Генри спустился на кухню, где были только его мать и Марго. Мардж дала девочке полную тарелку выпечки и послала на террасу, где уже был разложен стол. Малышка с гордостью несла перед собой блюдо и на предложение Войта помочь увернулась и со смехом припустила на улицу. Тед бежал вслед за девочкой в надежде, что ему ещё что-то перепадёт. Генри вышел вслед за дочерью и под тенью раскидистого дуба увидел Нику. Она стёрла с лица следы муки и сняла фартук. Девушка расставляла чашки на столик, накрытый ажурной скатертью. Взяла из рук дочери тарелку, поставила в центр стола и только тогда подняла глаза на Генри. И вновь этот пронзительный взгляд, всколыхнувший всё внутри.
— Что ты встал в дверях? — за спиной раздался голос матери. Он обернулся и наткнулся на её недовольное лицо. Она протянула ему чайник, прихваченный полотенцем. — Отнеси на улицу.
— Да, мэм, — он отдал ей честь и поцеловал. — Только не ворчи.
На протяжении всего завтрака взгляд Генри был прикован к Нике. Тень от дерева накрывала всех сидящих за столом, лёгкий ветер приятно обдувал кожу и играл её рыжими волосами. Казалось, не солнце освещает улицу, а она. Сияние кожи и лёгкий румянец, блестящие глаза и улыбка — он как завороженный смотрел на неё в молчании, пока остальные за столом негромко переговаривались.
— Здесь очень красиво, — обратилась Ника к его матери. — Когда мы приехали, в темноте деревня показалась мне довольно мрачной, но сейчас я вижу, что была не права. Столько зелени кругом.
Она обернулась, оглядев здешний пейзаж. Терраса выходила на задний двор с которого открывался чудный вид на пологие склоны зелёных холмов. Кое-где можно было заметить пасущихся овец. Было тихо, только слышались шорох листьев и пение птиц. Никакого тебе шума больших городов, к которому Ника привыкла, ни посторонних голосов.
