Сыграем в любовь? - Шарлотта У. Фарнсуорт
Эпилог. Дрю
Я переворачиваюсь – и распахиваю глаза, нащупав на месте Харпер лишь прохладное постельное белье. Харпер редко просыпается раньше меня. Я сажусь и, заметив, что Харпер нет и в домике, начинаю переживать еще больше.
Я вылезаю из кровати, морщась, когда голые ступни касаются холодного пола. Подхожу к окну и смотрю наружу. Снегопад, начавшийся прошлой ночью, так и не закончился. Белые хлопья сыпятся на сосны и поверхность озера.
У пирса виднеется одинокая фигура.
Я одеваюсь, затем натягиваю куртку, ботинки и шапку и выхожу на улицу, в метель – если ее можно так назвать. В Массачусетсе, где я жил в детстве, снегопады случались время от времени, а вот в Сиэтле с момента моего переезда туда – ни разу.
Воздух на улице морозный, свежий. Когда я выдыхаю, образуются крохотные облачка.
Я направляюсь по тропинке к пирсу. Каноэ убрали на зиму, и деревянную стойку для них успело полностью засыпать снегом. Судя по белому слою на крыше сарая, уже выпало сантиметров семь.
Снег скрипит под ботинками. Я добираюсь до пирса и иду по нему – туда, где, глядя на озеро, стоит Харпер.
– Не спится?
Она оглядывается и улыбается. Щеки у нее порозовели от мороза.
– Открыла глаза и увидела, что все в снегу. Захотела выйти полюбоваться.
Я подхожу вплотную к Харпер и останавливаюсь. Она прижимается ко мне спиной, довольно вздыхает.
– Здесь так красиво, правда? – говорит она.
– Ага.
Мы словно в центре снежного шара: вокруг вьются белые хлопья и превращают все вокруг нас в зимнюю сказку.
– Ладненько, я замерзла, – говорит Харпер и выбирается из моих объятий, а затем подмигивает. – Хочешь вернуться в дом и согреть меня?
– Погоди.
Слово срывается с моих губ само. Где-то в душе я просто понимаю: настал тот самый момент.
Я собирался сделать это во время последней поездки в Порт-Хэвен в июне перед тем, как наши семьи продадут там дома. Затем, в августе, я запланировал путешествие в Германию и Францию – расслабиться до того, как меня снова затянет в хоккейную пургу. В прошлом сезоне мы добрались до финала и в этом вновь трудимся, чтобы заполучить желанный кубок. Однако внутри я чувствовал, что предложение в итоге сделаю на этом самом озере. Ведь именно здесь у нас все началось по-настоящему: мы целовались, пока не краснели губы, впервые переспали. Прошло полтора года, и момент кажется подходящим. Правильным.
Харпер официально переехала ко мне чуть больше года назад. «Эмпайр-Рекордс» позволили ей работать удаленно из Сиэтла. Иногда Харпер открывает ноутбук еще и для того, чтобы поработать над книгой.
– А чего подождать? – Она смотрит по сторонам, словно в окружающем нас снегу скрывается подсказка.
Я достаю из кармана керамическую птичку и протягиваю ей. Харпер вертит ее в руке:
– Солонка?
– Да. Загляни внутрь.
Харпер хмурится и откручивает голубому зяблику голову. Затем переворачивает его – и в ее ладонь падает крошечный пакетик. Она смотрит то на него, то на меня, то опять на него – и глаза у нее начинают искриться на белом зимнем фоне.
Я забираю у Харпер пакетик и достаю кольцо. Опускаюсь на одно колено, не обращая внимания на пропитывающий джинсы холодный снег.
– Я носил с собой это кольцо несколько месяцев. Ждал подходящего момента. А солонку из дома родителей утащил, потому что она напоминает мне о ночи, когда мы встретились вновь. Я люблю тебя, Харпер Уильямс. И хочу с тобой всего. Свадьбу, детей, дом у этого озера. Ты выйдешь за меня?
Не успеваю я закончить, как Харпер кивает. Она плюхается рядом со мной в снег, целует меня прежде, чем я успеваю надеть кольцо ей на палец. Тепло ее губ в такой мороз – словно чудесное спасение.
Когда я встаю и помогаю Харпер подняться, одежда у нас уже вымокла и покрыта снегом. Я наконец-то надеваю ей кольцо. Мы любуемся тем, как оно смотрится на ее пальце, блестит в слабом свете раннего утра.
– Твоя мама обо всем знает, – говорю я. – И Саймон. Твоя мама, кажется, рассказала Амелии – она с самого приезда бросает на меня восторженные взгляды. Тогда, скорее всего, Тео тоже в курсе. И своим родителям я сообщил…
– То есть все, кроме меня, уже знают?
– Да. Чтобы, если бы ты отказала, тебе стало очень стыдно.
Харпер закатывает глаза, но смеется.
– Когда мы приезжали на пикник по случаю Дня поминовения[11], я спросил разрешения и у твоего отца.
Харпер прикусывает нижнюю губу. Прижимается ко мне.
– А ты не шутил насчет месяцев раздумий. День поминовения же в мае.
– Я еще до этого понял, что хочу стать твоим мужем.
– А я – твоей женой.
– Пойдем, – говорю я и беру ее за руку, сжимая. – Дубак просто страшный.
Мы, поскальзываясь, идем по пирсу, раскидывая снег во все стороны и смеясь, словно дети.
Я поднимаю взгляд на основное здание. Все стоят у застекленной стены и смотрят на нас. Мои родители, Франческа, Саймон, Амелия, Тео и Алекс с их родителями, дядей и тетей. Последним принадлежит турбаза «Сосновый бор», и они, добрые люди, пригласили нас всех сюда на Рождество. На Новый год празднование будет еще масштабнее. Прилетит Трой, из города приедет Оливия. А еще прибудут Клэр, Роуэн, Уилла, Люк, Силас, Кристина, Джон, Саванна и Джаред.
– Смотри, – говорю я Харпер.
Через секунду она замечает то же, что и я.
– Как хорошо, что мы сейчас не целовались и не барахтались в снегу, да?
– Именно!
Мы смеемся. Добираемся до крыльца и поднимаемся на террасу. Я уже слышу шум в доме. Все расходятся кто куда, явно собираясь притвориться, что не подсматривали, как я делаю Харпер предложение.
– Я попрошу Амелию быть моей свидетельницей, – говорит Харпер. – Я уже обсудила все с Оливией.
– Значит, догадывалась, что тебя ждет колечко?
– И была права! – отвечает она.
Я улыбаюсь, и мы заходим в дом. На пару секунд повисает тишина – все присутствующие словно замирают на месте.
Затем Харпер показывает им руку с кольцом.
– Мы помолвлены!
Вокруг нас раздается взрыв радости. Все ведут себя преувеличенно удивленно, будто даже не догадывались о случившемся.
Я замечаю широкую улыбку Харпер – а затем ее утягивают наши с ней родные и осыпают поздравлениями.
Чтобы осознать свои чувства, нам понадобилось шесть летних встреч.
И все это – ради целой жизни, полной любви.
Конец
Благодарности
