Ничуть не влюблены - Шарлотта У. Фарнсуорт

– Тебе сложно отпустить? – дразню я Конора.
– Да, – серьезно отвечает он.
Моя улыбка гаснет, я киваю:
– Понимаю.
Я бы хотела позвонить профессиональному хоккейному агенту и закричать: «Возьмите в команду Конора Харта!» Хотела бы, чтобы его целеустремленность и преданность спорту были очевидны тем, кто может заставить его мечты сбыться, так же, как и мне.
Конор подходит к своему шкафчику и вытаскивает тючок темно-синей ткани. Бросает его мне, и тот распадается на треники. Я натягиваю их под платье, потом ловлю пару носков, которые Конор швыряет следующими. Я явно выгляжу немодно, но взгляд Конора наполнен признательностью.
Наверное, в этом и кроется красота – когда ты рядом с тем, кто действительно тебя знает. Неважно, как ты выглядишь. Этот человек видит настоящую тебя, несмотря ни на что.
Мы возвращаемся на главную часть арены. Конор уже надел коньки и, когда мы проходим мимо полки с запасными парами, протягивает мне ту же, что и в прошлый раз.
Я шнурую их и выхожу на лед. Неуверенно и пошатываясь, как и в прошлый раз. Но, в отличие от прошлого раза, Конор не берет меня за руки и не едет спиной вперед. Он устраивается позади меня и двигает меня вперед, как пропеллер у лодки. Я откидываю голову ему на плечо и смотрю, как пролетают мимо размытые пятна пластиковых панелей и деревянных сидений.
Мне кажется, что я лечу.
Не только в одном смысле.
Эпилог. Конор
– Дождь идет, – ровно замечаю я, когда мы направляемся к автоматическим дверям из аэропорта. Когда мы подходим, они открываются.
Харлоу смеется:
– Не может быть, чтобы это было настолько поразительно.
– Я не говорил, что это поразительно, – отвечаю я, рассматривая, как вода капает с карниза, построенного именно для этой цели. – Это просто раздражает.
– Погода не должна быть солнечной каждый день. Это неестественно.
– Я думаю, ты просто завидуешь моему загару, – поддразниваю ее я.
Она фыркает:
– Ну конечно.
Я привык к жизни во Флориде куда быстрее, чем Харлоу. Не только потому, что мне не нужно обмазываться лосьоном от загара, как обмазывается она каждый раз при выходе из дома. Переезд в Солнечный штат символизировал достижение мечты, за которой я гнался, сколько себя помню. С тех пор как я понял, что чертовски хорош в хоккее, и осознал, что из этого можно сделать карьеру. Эйфория от полученного звонка – и того, что я официально стал профессиональным хоккеистом, – смыла весь мандраж от того, куда мне придется переезжать. Была бы Тампа моим первым выбором для места жительства? Наверное, нет. Но сейчас не до выбора, и мне бы жизни не было, если бы команда не рискнула взять меня к себе.
Усложняющим все фактором была… Харлоу.
Я узнал, где буду играть, через месяц, как мы обменялись признаниями. Она только-только устроилась в Канаде, работая на своей работе мечты. Я думал, что для нас с шансами на этом может все кончиться. Я, живущий на восточном побережье Соединенных Штатов, и она, живущая на западном побережье Канады, – это не очень-то способствовало встречам через выходные. Особенно с моим интенсивным графиком тренировок и попытками найти свое место в новой команде.
Харлоу удивила меня, сделав из этого пустяк. Она подалась на место в организации в Тампе, которая исследовала и спасала ламантинов, собрала вещи в Канаде и переехала на юг. Я точно не знаю, понимает ли она до конца, сколько это значило для меня. Она выбрала меня так мощно и решительно. Переделала весь свой план, чтобы приспособиться к моей мечте.
Эта поездка в Клермонт – моя попытка объяснить ей, как это было важно. Как хорошо, что я играю в лиге профессионального спорта, которая позволяет своим игрокам праздновать День благодарения. Я знаю, что Харлоу скучает по облачному и влажному климату Вашингтона. Еще я знаю, что она скучает по Гаррисонам.
Я не видел ни одного из них и не говорил с ними после неожиданной встречи на выпускном. Харлоу общается со всеми троими регулярно. Она никогда этого не скрывала, но и не пыталась заставлять меня делать то же самое. Обычно она звонит им, когда меня нет дома, или я порой случайно слышу конец разговора, когда возвращаюсь. Мне любопытно, как они отреагировали на переезд Харлоу во Флориду ради меня, но я никогда не спрашивал.
– Вот она! – Харлоу машет моей маме, которая свернула к обочине на своем серебристом внедорожнике. Она идет к машине, а я за ней.
– Харлоу! – Мама обнимает мою девушку, как только мы доходим до машины. Потом с сияющим лицом поворачивается ко мне. – Привет, милый.
– Привет, мам.
Я крепко ее обнимаю. Она умудрилась приехать во Флориду на один домашний матч, но это был единственный раз, когда я ее видел после переезда. Она пахнет точно так же, как и всегда, – мятным лосьоном, которым она увлажняет руки после частых помывок в больнице.
Я загружаю наши сумки в багажник, и мы с Харлоу забираемся в машину. Это полная противоположность первой встрече Харлоу с моей мамой, и я думаю, в курсе ли об этом кто-то из них.
– Как полет? – спрашивает мама, пока мы направляемся к Клермонту.
– Неплохо, – отвечает Харлоу. – Только долго. И Конор уже скучает по солнцу.
– Я этого не говорил, – возражаю я. – Мне просто хотелось бы, чтобы не было дождя.
– Милый, тут почти все время дождь, – говорит мама.
Харлоу бросает в мою сторону взгляд «я же говорила». Я понял, что путь наименьшего сопротивления с женщинами в моей жизни – признавать, когда они правы, так что ничего не говорю.
Через двадцать минут мы останавливаемся рядом с домом, где я рос. Он выглядит так же, как в последний мой приезд, но Харлоу здесь впервые. Я быстро показываю ей первый этаж: кухню, обеденный уголок, гостиную и мамин кабинет. Кладу наши сумки в своей старой спальне, и мы оба переодеваемся из одежды, в которой провели перелет.
Когда мы снова спускаемся, то обнаруживаем, что мама поставила несколько тарелок с закусками и заварила свежий кофейник. Какое-то время мы сидим и общаемся, а потом мама спрашивает, в котором часу нам надо выезжать.
– Наверное, уже скоро, – говорит Харлоу, глядя на меня.
– Захватите туда эти цветы, – предлагает мама, кивая на яркий букет. – Их принесла соседка, а тут они только зря место занимают. И пирог на столе тоже возьмите.