Ушла в винтаж - Линдси Левитт

– Надеюсь, ты не рассердишься, я добавила черную подкладку и декоративный пояс. Кэндес мне помогла. Когда я давным-давно начинала шить это платье, я представляла его себе именно таким.

Я беру платье. Вдоль лифа струится дождь из черного блестящего бисера. Белые рюши отделаны черным тюлем. Эпоха все та же, но теперь это скорее винтажный гламур, а не сахарно-умилительный наряд.

Кэндес протягивает мне пару длинных черных перчаток.

– А еще мы вот что нашли. Твоя бабушка сказала, что ты решила создать образ в стиле шестидесятых.

Они стоят перед крыльцом, ожидая, когда я что-нибудь скажу или сделаю. А я просто онемела, потому что…

1. Платье невероятно красивое, и я надену его сегодня на свидание сама с собой.

2. Они здесь, у дома, где никто, кроме меня, не знает о Кэндес.

– Спасибо, – говорю я. – Не могу поверить, что вы сделали это ради меня.

– Ну конечно ради тебя, – отвечает бабушка. – Хотя, учитывая, сколько нам сегодня пришлось потрудиться, проще было бы сшить новое платье, какое ты хотела.

– Нет, это лучше. – Я поглаживаю ткань. К глазам подступают слезы, сама не знаю почему. Это платье – как квинтэссенция всего списка, все, чего я надеялась достичь и что хотела забыть. – Оно значит для меня гораздо больше.

Бабушка не замечает волнения в моем голосе, а если и замечает, то не подает виду.

– Я отвезу Кэндес в аэропорт. Через пару недель она прилетит снова. Позовем Родни, устроим ужин для всей большой семьи.

– Меня переполняют эмоции, – признается Кэндес, робко улыбаясь. – Я так рада знакомству с тобой, Мэллори. Хорошо тебе потанцевать.

По идее, я должна обнять ее, я знаю. Она моя тетя, которая провела последние сутки вместе со своей биологической матерью, доводя до ума мое платье. Но я в этом отношении похожа на бабушку – неохотно демонстрирую свои чувства. Поэтому я стою как идиотка, а потом говорю:

– Я тоже.

Я тоже. Это все, что я могу ей сказать. Ну не дура ли!

Дверь открывается, Джинни просовывает голову:

– А ты не собиралась пригласить… Бабушка! Как раз ты мне и нужна. Заходи. У меня ничего не получается с желе.

Я знаю, что вид у меня такой же виноватый, как у бабушки, а Кэндес во все глаза смотрит на волосы Джинни – такие же, как у нее самой. Я поворачиваюсь к бабушке, надеясь получить от нее какой-нибудь знак, но напрасно.

Джинни не дурочка. Она спросит, кто эта женщина. Поэтому я делаю то, что должна была сделать раньше. Я беру Кэндес за руку:

– Джинни, ты будешь шокирована, я сама буквально только что узнала, в общем, вот, это Кэндес. Бабушка ее… хм… родила ее, когда училась в старших классах, и отдала на усыновление. Так что Кэндес – наша тетя, она приехала в гости и расшила бисером мое бальное платье.

Ну вот, как будто бы оправдалась.

Джинни подносит ладонь ко рту.

– Это правда? – спрашивает она бабушку.

– Я не идеальна. – Бабушкин голос срывается. Так вот почему она хранила это от нас в тайне. Бабушка боялась лишиться нашего уважения из-за того, что много лет назад отдала часть себя какому-то придурку. Но видя ее сейчас без прикрас, я уважаю ее еще больше.

Бабушка всегда казалась мне легендарной личностью – более значительной, чем кто-либо еще. Но она такая же, как я – девчонка, однажды полюбившая парня, который, судя по всему, этого не заслуживал. А «доказательство» тому, что бабушкины подростковые годы пошли не по плану, помогло изменить дизайн моего бального платья. Такая приятная воля случая.

В такие моменты мне в голову приходят уютные мысли, но, если я пытаюсь их озвучить, получается тупо и слащаво. Поэтому, хотя я не могу сказать тете, как я ее ценю, а бабушке – что считаю ее самым сильным человеком на свете, я слегка сжимаю бабушкину руку. Это все, на что я сейчас способна, но бабушка пожимает мою ладонь в ответ. Ей не обязательно что-то говорить – платье все сказало само за себя.

– Бабушка, я видела, как ты играешь в теннис. Конечно, ты не идеальна. – Джинни поспешно сбегает с крыльца и бросается бабушке на шею. – Как тяжело хранить такой секрет!

– Тяжело, – шепотом соглашается бабушка. – Я так рада, что теперь он вырвался наружу.

А Джинни уже обнимает Кэндес. Без лишних разговоров, просто подходит и обнимает:

– Хорошо, что мы с тобой встретились. У нас сегодня вечеринка. Надеюсь, ты сможешь остаться.

Кэндес застывает в объятиях моей сестры.

– У меня в восемь самолет.

– Прекрасно! У нас в запасе еще два часа. Ты уже знакома с нашим папой?

Кэндес мотает головой.

– О, он тебе понравится. В общем-то, он твой брат, так что выбора у тебя нет. И у нас тут полно всякой ретроеды, если ты вдруг проголодаешься. А если ты, как и я, не хочешь отравлять организм плотью животных, я сделаю тебе смузи.

Джинни отрывается от Кэндес, и я уже жду свою порцию обнимашек, но вместо этого она довольно сильно хлопает меня по руке:

– Это тебе за то, что ничего не рассказала. – Новый удар. – И за то, что не предложила им войти. – Она снова заносит руку. – А это за твой дурацкий список.

На этот раз я блокирую удар.

– Я собиралась тебе рассказать, но не хотела смазывать твои впечатления от первого поцелуя!

– Первый поцелуй? – Бабушка расплывается в улыбке.

Джинни закатывает глаза:

– Заходите в дом, расскажу вам, пока мой кавалер не пришел, только не прикалывайтесь. Тетя Кэндес, ты меня узнаешь очень скоро и очень хорошо.

Причина номер 40 345, почему я люблю свою сестру: смотри выше.

Поскольку я никогда не была на званом вечере, я понятия не имею, чего от него ожидать. Но предполагаю, что такие события редко начинаются с появления в дверях твоей новообретенной тети с умопомрачительной версией платья, которое бабушка сшила себе для бала пятьдесят лет назад, тети, пришедшей для того, чтобы двадцать минут спустя повергнуть родителей в глубокий шок, за которым последует море вопросов, и слез, и серьезных бесед. При этом все судорожно нарезают сельдерей, готовят пунш и – да, втыкают шпажки в закуски.

После всего этого фаршированные шампиньоны, как вы догадываетесь, выглядят довольно скучно.

Кэндес стоит в дверях. Она обнимает моего папу, мою маму, свою маму. Ну