Невинная любовь - Бусе Кудун

– Не за что. – В его голосе лишь горечь.

В тишине мне стало невыносимо слушать его дыхание, я сжала губы и сдержала рыдания. Я уже хотела отключиться, но вдруг услышала:

– Нисан.

– Да?

– Я должен перед тобой извиниться. Я расстроил тебя. И это никак не смогут компенсировать те подарки в коробке.

– Знаю. – Я села в кресло. – Я хочу, чтобы ты все объяснил, а не извинялся.

– Ты права. Именно поэтому я оставил коробку у тебя на пороге, чтобы ты, если захочешь, позвонила и выслушала меня.

Я прикусила губу.

– Я слушаю, – сказала я спокойным, как тихие волны, голосом.

– Ты можешь подумать, что этого не стоило скрывать. Но то, что я чувствовал, было так тяжело, что я держал это в себе.

– Я бы никогда не стала обесценивать твои чувства.

Мне показалось, что Динчер улыбается, его напряжение ослабло.

– Однажды я солгал тебе. А после не раз скрывал от тебя кое-что. В тот вечер, когда мы встретились, я дал понять, что у меня бывают проблемы с финансами. Ты наверняка подумала, что музыка – мой единственный источник дохода. Но это ложь. – Динчер сделал паузу на несколько секунд. – Я не называл тебе свое имя и ничего не рассказывал лишь потому, что я из известной семьи.

Я моргнула и посмотрела в сторону гостиной. Неужели Динчер собирается сказать, что он принц?

– Моя мама – певица. Она много лет выступает на сцене. А у отца крупный бизнес. Все, кого я встречал раньше, и все, кого я пускал в свою жизнь, стремились как-нибудь воспользоваться моей фамилией. Даже когда я учился в начальной школе, находили, что с меня взять. Сначала я думал, что со мной хотят дружить. Но с возрастом понял, что это не так. Еще три года назад я жил своей привычной жизнью. Но однажды мне захотелось начать новую, чтобы никто не знал, кто я. Я снял квартиру на другом конце города. А вскоре основал группу «Гирифт». В то время у меня была невеста Элиф. Я все ей рассказал. Сначала она переживала за меня, поддерживала. Радовалась, что наконец я стал по-настоящему счастливым. И я верил ей.

– Но? В каждой грустной истории есть свое «но»…

– Но мой план не подошел ей. Новая жизнь совсем не была похожа на ту, к которой она привыкла. Она хотела жить иначе и боялась, что, когда мы поженимся, все так и останется. Я ни в чем ее не виню, потому что нельзя заставить человека изменить жизнь, к которой он привык.

– Но ты все равно не сломался, – сказала я шепотом.

– Да, – пробормотал он. – Но это больше, чем просто сломаться.

После Акына я чувствовала себя так же, как он. Я сожгла все, что знала о любви, превратила ее в пыль. Я убила свою любовь, но не позволила себе забыть, через что мне пришлось пройти.

– Я знал Кутая еще год назад. Его семья – самые мрачные люди, которых ты когда-либо встречала. Я бы никогда не оставил тебя с ним наедине. Меня не было с тобой на фестивале, но я наблюдал за тобой издалека. Перед тем как подойти к тебе, я выходил за территорию лагеря, чтобы поговорить с отцом. Я думал, что Эге с тобой. Иначе, клянусь, я бы не ушел. Ты не представляешь, как я жалею, что не рассказал тебе все, что знал. Я просто не хотел ставить клеймо на Кутае из-за его семьи.

– А как же человек, с которым ты разговаривал в моей комнате?

– Это был мой отец. В последнее время разговор с ним напоминает допрос.

– Разве ты не вышел из возраста, когда нужно отчитываться перед родителями? – спросила я с легкой усмешкой. Я не хотела его обидеть.

– Ты права, в двадцать девять лет можно перестать отчитываться перед родителями. Но дело в том, что Элиф, когда мы расстались, пошла к ним и рассказала все, что я от них скрывал.

– Она действительно это сделала?

– Да. На самом деле именно поэтому мне пришлось съехать с квартиры, которую я снимал, и вернуться в родительский дом. В двадцать шесть лет отец приставил ко мне телохранителя, чтобы тот присматривал за мной. Он обо всем докладывал родителям. У меня было такое чувство, будто я тону.

– Ты сказал, что твоя мама певица. Она тоже была против? Я думала, что хоть она поддержала тебя.

– Мама радовалась, что я интересуюсь музыкой, но настоящей проблемой был отец. Он не хотел, чтобы я играл в группе. Он мечтал о том, что я возглавлю его компанию. Он пришел в ярость, узнав, что я тайно создал группу в каких-то трущобах и, по его словам, провожу время как бродяга. Всю свою жизнь он готовил меня к тому, чтобы я стал его преемником. В нашей семье слово отца своего рода закон. Знаю, что это звучит не совсем обычно.

– Кто-то должен сказать твоему отцу, что ты – единственный хозяин своей жизни.

– Он не станет слушать меня. Знаю, что есть более радикальные способы заставить его прислушаться ко мне, но боюсь, что если отвернусь от семьи, то никогда больше не увижу мать.

У моих родителей не было бизнеса. Они не могли заставить меня работать на них, но убедили меня получить востребованную профессию, несмотря на мое желание стать писателем. Конечно, они не приставляли ко мне телохранителя и не усложняли жизнь, но я не могла забыть, как они звонили каждый день, просили вернуться и отпускали язвительные замечания по поводу того, чем я занимаюсь, чтобы я наконец отказалась от своей мечты.

– Что же произошло? Как ты убедил отца?

– Я так и не убедил его. Когда все утихло, я начал новую тайную жизнь. Я никому не рассказывал, кто я есть на самом деле.

– Я заставила тебя нарушить это правило, – смущенно произнесла я. – Клянусь, я никому не расскажу. Этот секрет уйдет со мной в могилу! Если хочешь, можешь не называть свою фамилию. С этого момента меня это совершенно не волнует.

Динчер рассмеялся. Я почувствовала облегчение, услышав его смех.

– Моя фамилия Фак. И я бы не дал тебе свой номер, если бы не был уверен, что мой секрет уйдет с тобой в могилу. Я почему-то знал, что настанет день, когда я расскажу тебе все. Я просто не ожидал, что это произойдет так скоро. Ты можешь считать это эгоизмом, но я хотел как можно дольше не рассказывать тебе правду. После того, через что мне пришлось пройти, мне становится не по себе, когда я открываюсь кому-то.

После всего, что он сказал, с моих губ сорвался только один вопрос:

– Фак?

Динчер Фак. Динчер Фак. Динчер Фак. Чем дольше я повторяла в уме его имя и фамилию, тем сильнее мне хотелось смеяться. А в этом разговоре не было места для неловкого смеха.