Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

Я до сих пор помнила, как расстроилась, когда очередной пятновыводитель не справился с поставленной задачей. Диего тогда только посмеялся и обнял меня со спины, второй рукой отнимая сухую, но все еще розоватую рубашку.

– Будет моим талисманом, – усмехнулся он, поцеловав меня в макушку. – Потом стану показывать ее внукам и рассказывать, как их бабушка облила меня приворотным зельем со вкусом клубники.

Тогда в глазах Ди стояли смешинки. Сейчас – только задумчивость.

– Не думал, что склонен к подобному символизму, – как-то неуверенно прокомментировал Солер, и я поспешила его поддержать.

– А ты и не склонен. Думаю, ты сказал это только для того, чтобы я не расстраивалась.

Произнесла и тут же запнулась взглядом об украшение на руке Диего. В те времена, когда я сидела дома и подтягивала испанский, мне было нечем заняться, и я увлеклась рукоделием. Украшения – первое, в чем я себя попробовала. А этот браслет – максимально простой, но строгий, из кусочка черной кожи и с небольшой серебристой цепочкой – первое, что у меня получилось создать в том виде, в котором не стыдно кому-то презентовать. И я подарила его Диего, прекрасно понимая, что он никогда не будет его носить – потому что не любил украшения, потому что не солидно, потому что он мог купить себе безделушку от известного ювелирного бренда, если уж на то пошло.

И какого же было мое удивление, когда Ди не просто поблагодарил меня, а нацепил мой браслет себе на руку и никогда больше не снимал. Он ходил в нем на работу, в душ, плавал на яхте, занимался в фитнес-центре Хави. Я все ждала того момента, когда Диего вернется домой и скажет, что потерял подарок, или он порвался, или зацепился за что-то. Но этого не происходило. И даже сейчас, несмотря на прошедшие годы, мой браслет все еще был цел и почти невредим, разве что цепочка немного потускнела.

Проследив за моим взглядом, Диего тихо усмехнулся. И глотнул виски, успев сказать перед этим:

– Возможно, мы оба слишком плохо меня знали.

В этой фразе было слишком много горечи. Так много, что я не представляла, как ее выносил сам Ди, если мне настолько тяжело. Но я не знала, как ему помочь, потому что какая-то правда в словах Диего была. Разве могла я называть себя знатоком подноготной Диего Солер? Мы были знакомы чуть больше полугода, прежде чем расстались. Поженились через неполные пять месяцев с даты знакомства. Провели в законном браке всего тридцать дней. Да, я всегда считала, что прекрасно знала привычки Ди, его стремления, взгляды на жизнь. Но так ли это было на самом деле?

Сейчас я не была в этом уверена. С той самой встречи на моем дне рождении не была. Но если раньше я все списывала на прошедшие годы, то сейчас из-за амнезии Диего не находила себе оправданий. Мы оба узнавали друг друга постепенно. Медленно, порой – в долгих прогулках, порой – в громких скандалах. Шаг за шагом мы открывались друг другу, но теперь я понимала, что этих шагов было ничтожно мало. И не только потому, что их не делал Ди. Потому что их не делала и я.

Наши отношения тогда были как взрыв фейерверка: внезапный, яркий, красочный. Мы загорались от каждого прикосновения, от каждого взгляда, от каждой близости. Могли говорить часами и ночами напролет, а могли молчать, глядя в огромные окна нашей спальни. Но когда праздник закончился, и наступила пора размеренной семейной жизни… мне кажется, мы не были к этому готовы. Я – так точно. Помню, как не находила себе места, когда оставалась в большом доме одна, стоило только Ди уехать на работу или в командировку. Как металась из комнаты в комнату, пытаясь придумать себе занятие. Как старалась выглядеть идеальной женой, стоило только кому-то из женщин Солер наведаться в гости.

Боже, как же сейчас смешно вспоминать об этом! Как я тряслась над каждой пылинкой, каждым заломом на скатерти. Как натирала сантехнику, боясь, лишь бы свекровь или золовки не нашли подтеков. Как стремилась получить их одобрение и одобрение Диего. Только вот последнему было плевать на порядок в доме, на отглаженные рубашки и заготовленный ужин – я слишком поздно поняла, что возвращался он не в начисто отдраенный дом, а ко мне. А его мать и сестры… им я никогда не могла угодить, как бы не лезла из кожи вон.

Это непонимание простых вещей и сыграло со мной злую шутку: в попытке быть идеальной для других, я перестала быть идеальной для самой себя. Загонялась по поводу и без, злилась без причины, расстраивалась. И у меня был только один человек рядом, с кем я могла поделиться своими страхами и болями.

Но тогда я не умела этого делать. Сейчас, после пяти лет материнства и долгой работы с психологом, я понимала, что рассказать кому-то о своих переживаниях – это не страшно. Что близкие люди всегда поймут и поддержат, не дадут потонуть в этой пучине. Что иметь слабости – это нормально, а идеальными для всех люди не могут быть в принципе. Но тогда всего этого я не знала и признаваться в том, что на сердце, не умела.

Я никогда не говорила Диего, что скучала по родным. Не жаловалась, что мне тяжело сидеть в четырех стенах, не имея никакого занятия или работы. Что меня напрягало отношение его матери ко мне и холодность со стороны сестер. Что мне не хватало друзей и его, Диего, пропадавшего сутками на работе.

Я не хотела выглядеть в глазах мужа слабохарактерной истеричкой, но не понимала, что в своих попытках казаться сильной лишь еще больше ломалась. Я строила свой мир вокруг Ди и в его имя. Поэтому и потерялась, когда Диего исчез.

И все равно проведенное с ним время я вспоминала с улыбкой на губах, которую не могло погасить даже понимание того, что в нашей трагедии виновата я. Ведь будь я мудрее, будь доверчивее, и Ди не отправился бы в тот вечер в море.

Глава 32.

– Ты улыбаешься, – вырвал меня из воспоминаний раздавшийся справа голос. В нем не было неодобрения, Диего точно не