Шрам - Эмили Макинтайр
Но стражник лишь горделиво вскидывает подбородок:
– Послушайте, я ведь не плотник. Думаю, вам нужен…
Подойдя к нему вплотную, я толкаю его в плечи металлическим ключом, точно скот, ведомый на убой. И только когда он оказывается в камере, я отбрасываю всякое притворство и громко захлопываю за нами дверь – с такой силой, что от бетонных стен отзывается эхо.
Стражник пытается вернуться к двери.
– Ваше высочество? Я…
Потянувшись к уху, я достаю самокрутку, вытаскиваю из кармана спички и чиркаю о коробок. При виде пламени все мое нутро наполняется удовольствием.
– Энтони. – Поднеся к губам сигарету, я прикуриваю и окидываю его взглядом от пальцев ног и до белокурой макушки. Его внешний вид соответствует званию командира: черно-золотая форма смотрится эффектно, в центре груди красуется лев – герб Глории Терры. – Энтони, – повторяю я, – неужели ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы спутать плотника с членом королевской армии?
Тот поджимает губы:
– Нет, просто…
– Впредь ты будешь обращаться ко мне должным образом. Ваше высочество. Хозяин. – Я беру паузу. – Или мой повелитель, если тебе так угодно.
Тот замирает: он наверняка распознал нотки гнева, сквозящие в моем тоне.
– П-повелитель? – переспрашивает он.
– А ты не согласен? – Вздернув подбородок, я выпускаю в воздух струйку дыма, после чего направляюсь к нему. – Что ж, у меня есть и другой вариант. Обычно его используют аристократы низшего сословия, но в данном случае он как никогда кстати. Спаситель.
Я подхожу вплотную.
Стражник отступает, тянется к бедру и выхватывает оружие, но его движения неуклюжи и резки, и прежде чем он успевает навести пистолет, я обхватываю пальцами его запястье и выкручиваю руку. Энтони вскрикивает, роняя оружие на бетонный пол. Я же продолжаю давить, пока его сопротивление не ослабевает и пальцы не становятся вялыми, как бесполезный кусок мяса.
– Знаешь, что я выяснил? Большинство людей перед смертью молятся о том, чтобы найти своего спасителя, – продолжаю я, понизив голос до шепота. – И я готов им стать.
Хотя освещение в подземельях тусклое, маленькие лампы, расположенные снаружи камеры, все равно освещают камеры через окошко в железной двери. Я вижу, как приглушенный свет поблескивает в слезах, стекающих по его лицу.
– П-пожалуйста, ваше в-высочество, – заикается он.
– Ай-ай-ай. – Я снова надавливаю на запястье, вынуждая его застонать. – Сначала склонись передо мной, Энтони, командующий королевской армией.
Тот падает как мешок с картошкой. Его плечи поднимаются и опускаются вместе с рыданиями.
Глядя, как он корчится возле моих ног, я подношу сигарету ко рту и снова затягиваюсь, наслаждаясь легким головокружением.
Я пинаю ногой пистолет, отбрасывая его подальше, а потом обхожу содрогающееся тело мужчины.
– Довольно слаб для командира? – спрашиваю я. – А знаешь, я ведь отпущу тебя, если ты расскажешь, что видел в том коридоре.
– Ничего, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы. – Я ничего не видел.
Я посмеиваюсь, стоя у него за спиной.
– Я тебе не верю. Даже у стен есть глаза и уши.
– Клянусь, я…
– В глубинах наших лесов стоит заброшенная хижина. Когда я был мальчишкой, я частенько туда сбегал. Ты знал об этом?
Дыхание стражника становится прерывистым, но он молчит.
Тогда я хватаю его за затылок и резким движением запрокидываю голову лицом к потолку. Дым от сигареты вьется между моими пальцами, окутывая его голову.
– Отвечай на вопрос.
Он стискивает зубы:
– Нет, я не знал…
– Еще бы. Никто не знал. Всем было настолько плевать на маленького принца Тристана, что они даже не задумывались, где я находился и чем занимался.
Я толкаю стражника на пол – тот падает всем своим весом на сломанное запястье и со стоном подносит к груди обмякшие пальцы.
– Наши туннели ведут к этому дому. Скажи, это ведь неспроста?
Задрав голову, я жду ответа, но кроме всхлипов он ничего не произносит. Бурлящее раздражение сковывает мои мышцы.
Я понижаю голос:
– Мне кажется, или я просил отвечать на вопросы, Энтони?
– Да-да, это неспроста! – Его голос надламывается. Очевидный страх, сквозящий в его тоне, провоцирует меня на улыбку.
– Часами напролет я сидел в этой хижине. Обычно я брал с собой этюдник и рисовал до онемения пальцев. Это было единственное спокойное место, где я мог спрятаться от издевательств. – Я приседаю, хватаю его за плечи и сажаю ровно. – И мне разрешали убегать, хотя все прекрасно видели, что на самом деле творилось. Просто им было плевать. – Я пожимаю плечами. – Или они думали, что одиночество поможет моему «хрупкому душевному состоянию».
От воспоминаний меня начинает мутить.
Я затягиваюсь.
– Но некоторых людей невозможно спасти. А тебя, Энтони, можно? – Дым сочится у меня изо рта.
Стражник кивает.
– Все так говорят. – Я кладу пальцы на впадину между его ключицами. – Если я надавлю, ты упадешь и начнешь задыхаться – правда, через несколько мгновений тебя отпустит. А ты знаешь, каково это – задыхаться несколько часов подряд?
– Нет, – хнычет он.
– Могу показать, если хочешь. – Я выдерживаю паузу. – Или ты можешь признаться мне и надеяться, что я стану твоим спасителем.
Его глаза сужаются, но даже сквозь боль в них сквозит непокорность:
– Ты не спаситель. Ты просто обезображенный выродок.
На меня обрушивается волна ярости, и прежде чем я успеваю опомниться, уже бью его в челюсть. Звук удара перстней о кость разносится по бетонной комнате.
Мужчина падает на бок, захлебываясь хлынувшей кровью, и тут же сплевывает выбитый зуб. Не обращая внимания на его стоны, я поднимаю ногу и бью его по лицу. От нескончаемых ударов у меня напрягаются мышцы живота, но я все равно продолжаю, чувствуя, как под каблуком ломается его кость.
Вокруг моих ног собирается алая лужа – я отступаю, закрывая глаза и задыхаясь от огненного гнева, который к этой минуте накрыл меня с головой.
– Меня всегда недооценивают. – На этот раз я надавливаю ногой на запястье, прямо над сломанной костью. – Но ты ошибаешься, Энтони. Ведь прямо сейчас я твой бог.
Я давлю сильнее, отчего он стискивает зубы и издает протяжный стон.
– Не стесняйся, милый, – смеюсь я. – Можешь кричать изо всех сил: тебя никто не услышит.
Стражник, потянувшись к моей голени, впивается ногтями в ткань брюк.
Я наклоняюсь к его лицу и понижаю голос до шепота:
– Всего несколько жалких слов, Энтони, и все это прекратится. Расскажи, что ты видел.
– И вы отпустите меня? – плачет он.
Смеясь, я раскуриваю самокрутку. Пепел дождем сыплется на его потное, залитое соплями лицо.
– Обещаю, что подарю свободу.
– Я видел вас с леди. – Он говорит невнятно, буква «с» звучит как «ф». Каждые несколько секунд он сплевывает мне под ноги еще больше крови.
Я ослабляю давление на его запястье.
– В окне все выглядело так, будто вы занимались утехами. П-пожалуйста, п-прошу, умоляю вас… мой повелитель.
Довольный собой, я выдыхаю. Адреналин бурлит в моих жилах, пусть даже слова стражника и напоминают мне о безрассудном поступке, который я совершил.
– Я ценю твою честность. – Подойдя к нему сзади, я хватаю его за шею чуть ниже ушей. – К счастью для тебя, я милосердный бог.
Я выкручиваю его руки, пока кости не начинают трещать и расходиться.
И вот его обмякшее тело уже падает к моим ногам. Глаза его безжизненны, широко распахнуты, изо рта сочится кровь.
– Ты свободен, Энтони.
Я подношу сигарету к губам, делаю последнюю затяжку и бросаю окурок на труп, чтобы зажженный конец успел прожечь глаз льва в центре груди. И пока я наблюдаю за образующимся на его месте пеплом, на меня накатывает странное чувство удовлетворения.
Глава 13
САРА
– Я бы хотела поговорить с дядей Рафом.
Ксандер расположился напротив, чтобы Шейна могла уложить мне волосы. Офелия тоже здесь: вяжет крючком и сплетничает с Шейной.
Натянув на нос очки, Ксандер раскуривает толстую сигару. В ноздри ударяет сладковатый запах табака, напоминая об отцовском кабинете, где я сидела часами напролет, пока он работал. Меня одолевает тоска по дому, навевая воспоминания о солнечной Сильве.
– Я устрою вам встречу, – обещает Ксандер.
Я натужно улыбаюсь. Дядя говорил мне, что Ксандер – мой доверенный помощник, человек, на кого я могу положиться, мой туз в рукаве. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше недоверия
