Кляпа. Полная версия - Алексей Небоходов
Взгляд задержался на диване, перескочил на кухонный стол, где стояли крошки от пряников и кружка с разводами, и наконец остановился на стене с оторванной наклейкой в форме сердечка.
– Живёте в стиле «контролируемый коллапс», – сухо подытожила она, и достала из кармана пульт. Да—да, самый обычный пульт. Но его появление в руках Ксении Собчак несло нечто более зловещее, чем любой шпионский чемоданчик.
Валентина замерла у стены, как муха под прицелом тапка.
– Можно… узнать, кто вы? – выдавила она, чувствуя, как в ушах стучит кровь и остатки здравого смысла одновременно.
Ксения задержала взгляд на Валентине, слегка наклонила голову и наконец заговорила – тем же голосом, но с новым оттенком, металлическим и строгим:
– Меня зовут Жука. Контролёр второго уровня надзора с планеты Кляпы. Я вселилась в тело Ксении Собчак – это решение было продиктовано необходимостью использовать максимально узнаваемую и авторитетную фигуру для выполнения надзорной миссии. Это тело временное, но функционально оптимальное для реализации текущих задач в рамках вашей социальной среды.
Она сделала шаг в сторону окна, как будто тем самым подтверждая: даже в теле Собчак ей тесно.
– Интерьеры отражают внутреннее состояние. У вас – внутренняя Молдавия девяносто четвёртого года. Выбирайтесь из этого хотя бы к следующей инспекции.
Она говорила размеренно, будто читала приговор, и одновременно – как человек, который успел побывать внутри гораздо худших мест, чем эта кухня.
Кляпа внутри головы Вали что—то судорожно щёлкала, то ли искала выход из ситуации, то ли пыталась взломать телевизор. Но пока – тишина.
Валентина покосилась на свою кружку, потом на Ксению. Потом снова на кружку. Собчак обернулась резко, как хищная птица, уловившая движение хвоста у жертвы.
– Вы думаете, я шучу? – спросила она, и в этом вопросе не было вопроса. Только угроза.
– Нет… я просто…
– Вы. Просто. Объект. Подопытный. Точка наблюдения. Участница планетарной программы. И, смею вас заверить, пока что вы – провальная статья.
С этими словами Ксения нажала что—то на пульте. Где—то в воздухе запиликало. Валя вздрогнула.
– Что вы делаете? – сипло спросила она, пытаясь сдержать дрожь, но не от холода, а от ощущения, что реальность дала трещину и из неё пошёл густой, липкий абсурд.
– Сканирую. Уровень биоготовности к зачатию ниже санитарной нормы. Энергетическое поле – разбито. Сексуальное притяжение – ноль целых, хрен десятых. Явка на зачётную комиссию – не состоялась.
Губы у Собчак—Жуки даже не шевелились. Это был монолог надгробной плиты. Валя снова попыталась что—то сказать, но выдох получился, как у чайника, у которого сперва кипяток, а потом вдруг – пусто.
Ксения Собчак подошла к холодильнику. Открыла. Осмотрела содержимое.
– Продукты – вялые. Вдохновение – отсутствует. Нервная система – как шланг на морозе. Где же, скажите на милость, вы собираетесь зачать хоть кого—то в этом холодильнике без фантазии и пряностей?
Дверца захлопнулась с такой торжественностью, словно под ней закопали карьеру.
– В следующий раз буду снимать всё на видео. Для отчёта. И, возможно, для авторского контента.
На этом месте Валентина решила, что это всё же сон. Или её психика окончательно уехала на юг. В одностороннем порядке.
Но даже если это сон – Ксения Собчак в её квартире выглядела так, будто права на пробуждение уже переданы третьей стороне.
– Вы не поняли, – произнесла Жука—Собчак, обернувшись с выражением лица, которое обычно делают, когда находят в тарелке гусеницу и вспоминают, что вообще—то это был крем—брюле. – Я не просто наблюдатель. Я куратор. Полномочный представитель репродуктивного надзора. Моё присутствие здесь означает, что проект под угрозой.
Интонация у неё была такая, словно она зачитывала приговор комитету по делам особо вялых бабочек.
– До сегодняшнего дня вашей подопечной, – кивок в сторону Валентины, – была предоставлена автономия. Относительная. Но по результатам последних наблюдений, а также видеоаналитике, загруженной с приборов внутреннего контроля, Совет пришёл к выводу: эффективность ниже допустимого порога.
Валя сглотнула. Не потому, что что—то застряло в горле – просто организм решил, что, если не проглотить хоть воздух, можно перестать существовать.
– Кляпа – оператор низшего ранга, назначенная на вас в рамках программы «Цветение в приматной среде». Цель – зачатие от подходящего земного самца. План – минимум один эмбрион в текущем полугодии.
Собчак повернулась в профиль, как будто собиралась обратиться к камере, которой, к счастью, не было. Или уже была? Валя почувствовала, как волосы на затылке шевельнулись в тревожном синхроне.
– На текущий момент вы не только не достигли результата, – продолжала Жука, доставая из внутреннего кармана крошечный планшет, – вы демонстрируете отрицательную динамику. База данных зафиксировала: одна попытка с курьером – эмоциональная нестабильность, две попытки с руководителем – высокая степень сюрреалистичности, ноль зачатий, ноль имплантаций, ноль осмысленных толчков.
– Толчков? – хрипло переспросила Валя, но ответа не последовало.
– Согласно протоколу, – продолжила гостья, пролистывая какие—то графики на экране, – если в течение земных семи суток не будет достигнута стадия устойчивой беременности или хотя бы клинически подтверждённого полового акта с высоким коэффициентом целесообразности, вы как тело будете признаны негодным для использования и подлежите утилизации.
Валя медленно осела на пол. Не присела. Не опустилась. Именно осела. Как старый коврик, на который наконец—то кто—то встал после десяти лет забвения.
– Утилизация, – уточнила Собчак. – Это не смерть. Это, скорее, логистическая оптимизация. Сначала – изъятие, потом – расщепление, перераспределение веществ, и, возможно, вторичное использование в более перспективных проектах. Например, в инфраструктуре по обслуживанию планетарных капсул или производстве теплоизоляции.
Губы у Валентины задрожали. Тело то ли вспотело, то ли вспоминало, как это делается. Кляпа внутри молчала. Не пищала, не ворчала, не ерничала. Вероятно, она в этот момент рисовала в голове табличку «Выход» и пыталась в неё влезть.
– Это не шутка, – заключила Жука. – Это не телевидение, не ток—шоу, не общественная провокация. Это – официальный визит.
– Угу… – промямлила Валя, глядя в линолеум, как в последний шанс.
– Документация будет загружена через сорок восемь минут, – добавила Ксения Собчак, откидывая рукой волосы так, будто сейчас собиралась презентовать реформу школьного питания, – а пока у вас есть выбор: либо перейти к действиям, либо приготовиться к превращению в рулон термостойкой плёнки.
На этих словах она нажала что—то на пульте. Где—то в углу квартиры щёлкнуло. Возможно – розетка. Возможно – жизнь.
Валя сидела на полу, руки – в коленях, дыхание – где—то в районе стоп. Лицо выражало состояние, которое в некоторых культурах считается причиной для экзорцизма, а в других – поводом срочно налить.
И только одна мысль шевельнулась в глубинах сознания: «Вот теперь – точно хуже уже не будет». Она, конечно, ошибалась.
