Жена неверного инквизитора, или Фастфуд от попаданки - Юлия Удалова

Он навис надо мной, опершись руками о подлокотники моего электрического стула

Я увидела его глаза совсем близко. Сейчас они казались не синими, а серыми, с резким стальным отблеском.

Слышала о людях, глаза которых меняют цвет в зависимости настроения их владельца, но впервые видела это воочию.

Запах Кайзера – остро-мужской, отдающий опасностью и возбуждением, очень напомнил один дорогой мужской парфюм из моего мира. Ноты горечи и хвои, замши и древесного янтаря…

В этом возбуждении не было ни капли от сексуального. Это было возбуждение хищника, который загнал в угол истекающую кровью жертву.

Тонкие крылья носа Кайзера чуть подрагивали, как будто он действительно обонял его – запах моей крови, и не было для него ничего желаннее этого.

– Мне донесли, что ты собиралась сбежать отсюда, убогая, – проронил муж, глядя на меня сверху вниз.

Я чуть было не чертыхнулась про себя – даже не представляла, что тот котейка за оградой психушки обойдется таким боком!

Даже подумать о побеге всерьез не успела, а его уже пресекли, причем таким конкретным образом.

– Знаю, что с построением мыслительных конструкций у тебя туго, поэтому любезно предупреждаю, Максимилиана, что это очень, очень плохая идея, – продолжал Кайзер.

От вкрадчивого голоса инквизитора меня мороз продрал по коже.

Боже мой, Макси, как ты вообще могла связаться с этим чудовищем?!

Контраст между холодной аристократичной мужской красотой Кайзера и веющей от него жестокостью был настолько ярким, что я с трудом могла выносить его близость.

Инквизитор не просто давил – он готов был буквально морально стереть меня в порошок.

Захватив мой начес на затылке, Кайзер задрал мою голову назад, и склонился еще ниже, вбивая каждое слово, точно молотком прямо по моим нервам.

– Я знаю, что ты пойдешь на все, лишь бы быть со мной. Однако, в том случае, если ты захочешь каким-то образом все-таки выбраться отсюда, и быть моей супругой… – Кайзер дернул рукой, больно задирая мой подбородок еще выше, так, что слезы выступили на глазах. – Я устрою тебе такую семейную жизнь, женушка, рядом с которой все, что было до этого, покажется благословенным раем.

У меня было, что ответить мерзкой самодовольной скотине – о, если бы я только могла бы говорить, или хотя бы шевелиться!

Инквизитор, наконец, отпустил мои волосы и, брезгливо отряхнув свои черные кожаные перчатки, проронил, покачав головой:

– Существуют же такие женщины, как ты, Максимилиана… В тебе нет ни капли гордости, самоуважения, хоть каких-то зачатков характера. Все тот же тупой, маловыразительный воловий взгляд, полный обожания. За столько лет, что я тебя знаю, в нем не изменилось абсолютно ничего. Твои примитивные эмоции смешны. И всегда были такими.

Я скрипнула зубами – высокомерному ублюдку, разумеется, даже в голову не пришло, что я смотрю на него не с былым восхищением Максимилианы, а с безграничной ненавистью!

Хотя, догадываюсь, в чем дело.

Это уродливые очки с толстыми стеклами, такие тяжелые, что на моем лице, кажется, обосновался целый дом!

Они все портили, полностью искажая мой облик.

Видит бог, я должна от них избавится!

Уж, если в моем мире существуют операции по восстановлению зрения, то в этом мире магии и подавно.

В безуспешной попытке дать отпор мерзавцу, я хотела сказать ему пару ласковых, но издала только мычание.

– Уверен, если сейчас снять с тебя чары, позволить двигаться и говорить, ты снова станешь пресмыкаться, как пресмыкалась в моей спальне каждый раз, выпрашивая, чтобы я тебя взял, – с бесконечным презрением проговорил Кайзер. – Знаешь, твой бешеный восторг от этих… актов был омерзительным. Как же тебе нужно было мало для счастья, убогая несчастная Максимилиана Видаль... Ведь ты Видаль, никакая не Роуэн. И никогда ей не была.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить – если Кайзер так ненавидел и презирал Максимилиану, то почему женился на ней? Почему спал с ней?!

Она всю жизнь, со школьной скамьи была влюблена в первого красавца Твинбрука, а он?

Однако, эти важные воспоминания ускользали от меня – их подменили рецепты печенья «Зебра» и шоколадного-вишневого мусса «Очарование любви».

– Кстати, если ты надеешься, что наш добрый и справедливый мэр вытащит тебя отсюда – то глубоко заблуждаешься, – добавил Кайзер. – Он из тех, кто предпочитает пристрелить поранившуюся кобылу, нежели залечивать ей ногу.

А вот это уже интересно! Почему он упомянул про мэра? Какая связь между Макси и местным градоначальником?

– Тебе будет хорошо здесь, Максимилиана, хоть поначалу кажется, что это не так, – ухмыльнулся Кайзер. – Я знаю, что скоро ты привыкнешь, и будешь делать поделки из разноцветного риса. Можешь даже найти здесь себе кого-нибудь – свою ровню. Слышал, браки между пациентами долгауза – не редкость. Впрочем, полагаю, ты до конца своей жизни будешь все так же беззаветно и страстно любить меня, вспоминая эти два года, как самое лучшее и счастливое время своей никчемной жизни. Такие жалкие существа, как ты, не меняются. Возможно, ты мне не поверишь, но я искренне рад за тебя. Ведь теперь ты наконец-то ты на своем месте. Смирись со своим положением и будь счастлива.

​‌‌С этим словами Кайзер пнул ножку электрического стула, и стул опрокинулся вместе со мной, которая была к нему прикручена.

Он сделал это так, что я не ударилась, но до смерти испугалась и почувствовала всю степень его ненависти и презрения.

И тут, очень блин вовремя, в комнату вернулся Макбрайд!

Не судьба была ему прийти, пока Кайзер тут меня кошмарил!

– Увы, но нет, полковник, зеркало пока что не сделало свой вывод, но в ближайшую неделю, уверяю вас, необходимые бумаги уже будут лежать на вашем столе… О, боже мой, ваша жена опрокинула стул! Вы не пострадали, полковник? Максимилиана не успела вам навредить?

– Пожалуй, я это переживу, – с усмешкой ответил инквизитор. – Ведь теперь я могу быть уверен в том, что она будет в надежных руках, под пристальным наблюдением специалистов, и под их же неусыпным надзором и останется. Верно, доктор?

– Вне всяких сомнений, полковник Роуэн! – с чувством ответил директор сумасшедшего дома.

Видно было, что он в лепешку готов расшибиться, лишь бы угодить инквизитору и объявить меня «блуждающей».

Козлина, наконец-то, скрылся с глаз долой, а меня с некоторой опаской отвязали и вернули возможность говорить.

Увидев, что буйствовать я не собираюсь, Макбрайд отправил меня в мою палату и даже был так любезен, что не заковал в смирительную рубашку.