Король Всего - Валентина Зайцева
Моё сознание пронзило видение, почти ослепившее меня своей яркостью. Золтан, мёртвый, лежащий в ореоле собственной крови. Его глаза были широко открыты, застывшие в последнем удивлении. Самир, стоящий на платформе, в то время как зал, некогда известный как Водоём Древних, рушился у него на глазах. Камни падали, вода бурлила.
Когда видение исчезло, его сменило странное спокойствие. Причудливый, всеобъемлющий покой. То самое чувство, что я испытывал каждый раз, ступая в Озеро Крови и становясь свидетелем Церемонии Павших. Но теперь оно наполняло меня целиком, проникало в каждую клетку. Вся боль и смятение, что я испытывал мгновение назад, были сметены этой волной, как приливом, и все тревоги о новом мире попросту… исчезли. Растворились, словно их и не было. Меня должно было бы это встревожить, но даже эта эмоция казалась теперь такой ничтожной и не стоящей моего внимания.
Я поднялся с земли и отряхнул пыль с одежды. Солнце по-прежнему слепило невыносимо. Такова уж моя природа. Вампиры не созданы для света, ибо наша охота творится в тенях. Мы — дети ночи, и солнце для нас — враг.
Я заметил поблизости коридор — теперь, когда моё зрение смогло сфокусироваться на окружающем мире. Он уходил вглубь здания, в благословенную тьму, что манила меня, суля облегчение от назойливого света. Прохладная темнота звала меня. Я почувствовал непреодолимую тягу двинуться в ту сторону и не стал ей сопротивляться. Зачем бороться с тем, что кажется таким естественным?
Каменные ступени были прохладными и тёмными, и спуск по ним казался блаженством после ослепительного солнца наверху. Каждый шаг приносил облегчение. Проход извивался, уходя глубоко в недра этого сооружения, которое, как я понял, должно было быть колоссальным. Спускаясь по огромным ступеням одна за другой, я не переставал поражаться одновременно и ужасу, и красоте всего, что меня окружало. Здесь было что-то величественное, несмотря на мрачность.
Я провёл пальцами по настенным росписям, покрывавшим каждый сантиметр стен. Яркие изображения битв, чудовищ и самих Вечных, которых я узнавал по статуям, что некогда украшали залы моего собора. Краски не выцвели за века, они по-прежнему горели насыщенными цветами. Здесь были сцены триумфа и поражения, жизни и смерти.
Я замер перед одним из изображений. Мужчина с длинными чёрными волосами, с обнажённым торсом, облачённый в одеяния цвета воронова крыла. Его тело покрывали линии чёрных чернил, складывающиеся в причудливые узоры. Он стоял на поле боя, величественный победитель, возвышающийся над мёртвыми и выжженными землями, утопающими в крови. В его позе читалась абсолютная власть.
Владыка Всего.
Мне следовало бы чувствовать ужас. Мне следовало бы трепетать от увиденного, бежать прочь от этого места. Но всё то же всепоглощающее спокойствие заглушало голос разума. Оно убаюкивало меня, успокаивало и манило глубже в здание. Это не те заботы, что должны тревожить тебя в сей миг. Это не те заботы, что должны тревожить тебя вовсе. Он — твой Владыка. Всегда был и будет.
Наконец я достиг дна. Лестница закончилась, открывая передо мной просторный зал, на одном конце которого стояли статуи, показавшиеся мне знакомыми. То были изображения Вечных в их причудливых и ужасающих формах. Они возвышались над всем, метров по десять-пятнадцать в высоту. Их размеры подавляли, внушали благоговейный трепет. Они нависали над алтарём у своих подножий. Там горели свечи, окружённые всевозможными дарами — фруктами, цветами, драгоценностями. Огни в жаровнях, выстроенных вдоль центральной дорожки, освещали помещение, отбрасывая на стены резкие и драматичные тени, которые сами по себе были похожи на чудовищ и демонов.
Даже сейчас, пристально вглядываясь, я видел, как тени мерцают и искажаются, меняя очертания, напоминая, что в здешней тьме таится нечто большее, чем кажется глазу. Они будто жили своей жизнью. Вечные были свободны. И это было их обителью. Их истинным домом, куда они наконец вернулись.
Мне почудилось, будто статуи взывают ко мне. Я медленно подошёл к ним, потрясённый увиденным, самим фактом моего присутствия здесь. Ноги несли меня сами, словно я был марионеткой. Зал с трёх сторон был окружён водой, что отсвечивала знакомым багровым оттенком. Кровь. Конечно же, кровь.
Это был истинный Алтарь Вечных. Не то уродливое подобие, что я так долго поддерживал, думая, что служу их воле.
Служить.
Эта мысль прозвучала как приказ. Как удар молнии, поразивший меня в самое сердце. Это были не их голоса в моей голове — это был мой собственный внутренний голос. Моё собственное осознание.
Служить. Так должно быть. Такова истинная природа этого мира. Таков порядок вещей.
Это было не повеление. Это было нечто более глубокое и фундаментальное, чем простая команда. Да. Я служу им. Золтан мёртв, а я — их Верховный Жрец. Теперь я — их Владыка Крови. Я принимаю эту роль.
Я медленно опустился на колени у подножия статуй и склонил голову, ощущая тяжесть камня под коленями.
— Что повелите мне сделать?
Глава 4
Нина
Я рыдала до тех пор, пока слёзы просто не закончились — пока у меня не осталось на это больше сил. Снаружи всё ещё бушевала буря, та самая, от которой я сиюминутно сотворила странного гигантского броненосца-монстра, чтобы укрыться от хлёсткого песка. Каждый порыв ветра швырял в стены моего убежища тысячи песчинок, и они скребли по панцирю с тихим, назойливым шорохом. Я была вымотана дотла, и моё тело, и разум требовали покоя.
Слишком многое случилось за слишком короткий срок. Похоже, это становилось моей новой нормой с того самого дня, как я проснулась с этим знаком на руке. Я сняла мокрую, и всю в песке, накидку, свернула её наизнанку, скатала импровизированную подушку и попыталась заснуть. Ткань была жёсткой и неудобной под головой, но выбирать не приходилось.
Это было ошибкой.
Я не знала, что такое «удар о бордюр». Но на моём столе в Барнауле оказывалось больше одной жертвы уличных разборок. Моя прошлая жизнь казалась такой далёкой — словно это была история о ком-то другом, прочитанная в книге. Один из тех несчастных как раз и пострадал таким образом: его зубы упёрлись в камень, а по голове прошлись ногой, пока лицо не превратилось в кровавое месиво. Это было одним из самых жутких дел, что мне доводилось
