Судьба магии - Бет Рэвис
Я снова пытаюсь вырвать свою руку, но она крепко прилипла к камню Перхты, и мне остается лишь смотреть на нее широко раскрытыми, полными паники глазами, пока она возвышается надо мной.
– У нас с Отто нет никого, кто мог бы нас обучить, – оправдываюсь я, и мой голос срывается. – Нет никого, кто мог бы…
– Ты и твой воин пришли сюда и осмелились ступить на могилу одного из моих величайших чемпионов, – Перхта указывает на лежащий рядом труп, завернутый в тонкую льняную ткань, упокоенный в зале, пропитавшемся гнилью и смертью. – Ты осмеливаешься думать, что сможешь заполучить этот камень. Ты высокомерная и эгоистичная, такая же опасная, как Дитер, а я позволила Хольде проводить свои эксперименты. Позволила, даже когда она с твоим братом так нас подвела. Но я не дам тебе разрушить наши обычаи.
В зале темнеет. Из туннеля возникает порыв ветра и наполняет воздух запахом, будто перед ударом молнии. В голове у меня вихрь из ужаса и первобытного страха, я снова и снова дергаю рукой, пытаясь освободиться…
Но потом я слышу ее.
Я слышу, как ее слова отдаются эхом…
«Наши обычаи».
Снова и снова.
Она – богиня традиций.
– Но… – Я облизываю губы, во рту пересохло. Я смотрю на нее, и мой страх замирает, как задержанное дыхание. – Ты тоже нарушила обычаи.
Перхта прожигает меня яростным взглядом.
– Что ты сказала?
Появляется трещина. Щель, через которую проникают свет и свежий воздух, и я делаю глубокий вдох, внезапно ощутив, как туман рассеивается, и мой страх отступает достаточно, чтобы я смогла думать.
– Ты тоже нарушила обычаи, – повторяю я. – Эта гробница… неправильная планировка. Здесь не должно быть ни верхнего уровня, ни зала. Согласно древним правилам, здесь должна была одна комната. Вот и все.
Перхта сжимает челюсти.
– Ты думаешь, что можешь…
Но я еще не закончила. Я только начала. Трещина расширяется, пока мой страх не растворяется в гневе, который вспыхивает каждый раз, когда я подавляю свои истинные эмоции по отношению к Филомене, Рохусу, Перхте, даже к Дитеру и хэксэн-егерям, ко всем, кто пытается диктовать, кем мне быть, или заставляет расходовать свои силы до последней капли в попытке соответствовать их ожиданиям. Я потратила так много времени, драгоценного, скоротечного времени на усилия быть принятой ими, что даже не подумала, как научиться принимать себя такой, какая я есть на самом деле.
В этот момент я с изумлением понимаю, как много потеряла, сосредоточившись на том, как соответствовать требованиям других.
Я вдруг представляю, какой великой могла бы быть уже сейчас, если бы посвятила эти годы не тому, чтобы выживать, а тому, чтобы жить.
Слезы застилают мне взор, и от моего взгляда Перхта вздрагивает. Это не так приятно, как хотелось бы.
– Ты ненавидишь меня за то, что я нарушаю традиции, – говорю я голосом, таким же твердым, как камень в наших руках. – И все же ты нарушила больше традиций, чем кто-либо другой. В этом зале, да, но и за его пределами тоже.
– Я богиня правил и традиций, – бросает Перхта. – Я не позволяю нарушать правила ни тебе, ни кому-либо из тех, кто живет в соответствии с…
– Мы больше не хороним так покойников. В подобных величественных гробницах. Мы перестали прославлять так павших, но когда-то ведь это было традицией? Так почему ты позволила нам отречься от нее? Разве ты не должна наказывать нас за то, что мы хороним умерших в простых могилах вместо того, чтобы вот так воспевать?
Брови Перхты приподнимаются, но лишь на миг.
– Порицай меня сколько хочешь, – я почти рычу, обнажая зубы. – Но я сделала то, что нужно, чтобы выжить в мире, где каждый, кто обладает властью, выдумывает свои правила. Ты полагаешь, что отличаетесь от других? Что ты лучше хэксэн-егерей, католических священников, протестантских князей? Вы все одинаковы. Ты жаждешь контролировать тех, кто слабее, чтобы можно было притворяться, будто ты лучше нас, когда на самом деле ты слаба.
В зале воцаряется тишина, вызванная потрясением Перхты. Но в следующий миг все вновь пробуждается: завывающий ветер, сгущающаяся темнота.
Лицо Перхты краснеет от разгорающегося гнева.
– Ты смеешь так разговаривать с богиней? – Последнее слово она растягивает, почти шипя.
– Да. Смею. Потому что из-за тебя это слово больше ничего не значит. – Слезы, наполняющие мои глаза, начинают бежать по щекам, и когда я опускаю голову, мой гнев сменяется печалью.
Я чувствую, как Перхту снова захлестывает удивление. Но это удивление перерастает в недоверие. Она думает, что я играю роль.
Но мне больше ничего не остается. Я устала, и сейчас я такая, какая есть. Думаю, такой я стала со времен ухода из Бирэсборна. Опустошенной и потерянной, ведьмой, которая смотрит, как ее мир сгорает дотла, и стоит среди обломков вовсе не как гордый символ неповиновения, а потому, что у нее не хватает сил, чтобы пасть.
Моя слабость, моя растерянность, мое горе – сейчас я ощущаю их как развороченную землю. Но мне ненавистна мысль, что из этой боли может вырасти что-то хорошее – если и случится что-то хорошее, то не благодаря тому, что произошло.
А тому, что я так решила.
– Из-за тебя это слово больше ничего не значит, – повторяю я, сделав глубокий вдох. – Но могло бы. Богиня может стать символом чего-то великолепного, Перхта. Правила и традиции, за которыми ты следишь, – они нужны нам. Я не пытаюсь отнять их, клянусь. Я люблю наши традиции. Мне нравится, как любила их моя мать…
Мой голос срывается, и я ощущаю потерю матери, как удар ножом.
Ей бы понравилось разговаривать с Перхтой. Ей бы захотелось увидеть этот курган. Ее бы даже заинтересовали монстры-хранители Перхты – все живые существа были ее друзьями.
Слезы текут по моим щекам. Я проглатываю их и продолжаю, понимая, что внезапный блеск в глазах Перхты мне не померещился:
– …и то, как они переплетаются с моими воспоминаниями о маме и детстве. Она убаюкивала меня нашими песнями. Наша семья собиралась вместе, чтобы приготовить блюда по традиционным
