Адептка второго плана - Надежда Николаевна Мамаева
– Вчера на вечеринке в академии на одном из столов отдельно в десерте и пунше оказались две части комплексного яда. По отдельности эти составляющие токсина безвредны, но если окажутся в организме вместе, то убьют его, – с милой улыбкой поведал мне серомундирный. – Причем отрава оказалась в любимой лавандовой пастиле его высочества, которую вы намеренно съели…
– Что? – вырвалось у меня, когда я поняла, о чем говорит этот тип. – Вы обвиняете меня в том, что я сама себя отравила?
– По мне, это отличный способ отвести от себя все подозрения, – проигнорировал мой возглас капитан. – А ведь их накопилось порядком.
– Какие еще подозрения?! В чем? – выпалила я и попыталась сесть на кровати: отстаивать свою правоту из положения лежа оказалось жутко неудобно. Я бы, может, и вовсе поднялась с кровати, но почувствовала, как вдруг закружилась голова.
Так что пришлось упереться руками в постель, чтобы не рухнуть обратно на подушку.
– В том, что именно вы посягали на жизнь и здоровье наследника престола, – бесстрастно отчеканил капитан, смерив головокружительную меня взглядом, и, видимо, решил: лучшая помощь больным – это их уложить. Но не в постель, а сразу в гроб, чтоб больше вскочить не порывались. Потому добавил: – По агентурным сведениям, в академию проник наемник, задача которого – ликвидировать наследника. И вы, леди Бросвир, отлично подходите на эту роль.
– Это еще почему? – возмутилась я. Вот как так получается?! Даже в собственной грезе я должна не целоваться с принцем, а отбиваться от обвинений в покушении на него? Где справедливость?
– Почему? – хмыкнул лысый и издевательски продолжил: – Дайте-ка подумать… Ну, во-первых, при совершении предыдущих двух нападений вас видели рядом. Во-вторых, вы удивительно быстро сдружились с адепткой Одри Хайрис, которая близка с принцем, а значит, у вас имелись все возможности, чтобы, не вызывая подозрений, быть подле объекта ликвидации. В-третьих, при всем при том вы умудрились поддерживать хорошие отношения и с Брианой Тэрвин – наследницей темного дара, которая отлично подошла бы на роль злоумышленницы. В густой тени такой потомственной злодейки можно отлично укрыться, изображая из себя наивную дурочку, не так ли?
Все эти пункты капитан говорил, загибая пальцы, так что в итоге остались два – указательный и безымянный, направленные на меня в форме пистолета. Я не удивилась бы, если бы лысый по окончании своей речи сделал «паф». Но нет. То ли он не знал, что такое пистолет, то ли все мое воображение ушло на составление обвинения, чтобы от оного я как следует испугалась.
Вот только я, вместо того чтобы затрепетать, попыталась мыслить логически.
Если бы были какие-то доказательства, кроме подозрений, то беседовали бы со мной не в палате, а в застенках. Хотя, насколько я знала историю, порой и одних наветов было достаточно, чтобы сгноить человека в камере.
А раз меня пока в нее под белы рученьки да с кандалами на запястьях не приглашали, значит банально пытались запугать, не рискуя действовать жестче. И, похоже, я догадывалась почему. Как там сказал этот капитан? «Высочество бы огорчился…» – так, кажется. Значит, моя жизнь и безопасность дороги какому-то принцу, и поэтому меня трогают, но пока относительно аккуратно?
Ответ на этот вопрос помог бы мне определиться: в романтической грезе я нахожусь или в кошмаре. Пока что было не очень ясно. Вот попытается меня сожрать дракон – тогда да, вопросов нет. А тут пока что лишь неявные угрозы…
Лысый законник (хотя приставка «без» не помешала бы, судя по манере мужика вести разговор) принял мое молчание за покаяние, не иначе, и, нетерпеливо дернув подбородком, процедил:
– Ну так как, адептка Бросвир, продолжите все отрицать?
– Да, я ни в чем не виновата, – твердо произнесла я, чувствуя, что еще вот-вот и рвану.
Только я не знала, что у капитана этот «вот-вот» только что закончился.
Миг – и он наклонился так, что рядом с моим лицом оказались его налитые кровью глаза на абсолютно невозмутимом лице. К слову, это было то еще сочетание. Таким отлично можно лечить заикание и вызывать роды. Причем не только у перехаживающих мамочек. Нет, при взгляде на подобный лик родила бы и вся акушерская бригада разом. Даже если в ней – одни мужики.
У меня лично живот уже прихватило. М-да… Как-то я не вовремя забыла, что цивилизованный разговор остается таковым до той поры, пока предмету обсуждения нельзя врезать как следует. А мне – очень даже можно…
– Это тебе не милая беседа с подружками. Так что завязывай, деточка, – прохрипел капитан, перейдя на панибратское «ты» и нависнув надо мной. Чем давил психически, атаковал химически (я ощутила запах чеснока и селедки, ударившие в нос) и воздействовал физически: боль в запястьях, которые схватили до синяков мужские руки, оказалась острой и жгучей.
– Это что-то вроде «допрашивай или допрашивай по-жесткому»? – прошипела я сквозь зубы.
Да, не удержалась. Была у меня такая отвратительная привычка: при испуге не дрожать, а язвить. Словно за колкостями можно было спрятаться, как ежу за иголками. Подсказка: нет, нельзя. Но меня это не останавливало. Я так трепетала перед угрозой.
– Плевать по какому, но ты мне сейчас все выложишь… – взбешенно прошипел этот лысый беззаконник. Теперь уже точно «без», тряхнув меня так, что челюсти клацнули.
Зря он так. Сам напросился. В следующий миг я безо всяких прелюдий укусила схватившую меня за плечо клешню. От души цапнула, как сочный стейк, прекрасно понимая, чем это должно логически закончиться. Мало того, я этого ждала. Раз уж проснуться от падения не получилось, может, пощечина поможет?
Мое покушение (или правильно укушение?) длилось недолго. Дальше последовала оплеуха. И я отлетела обратно на подушку. Щека ныла, но сознание – вот гадство! – было при мне.
А ведь в прошлый раз удалось вернуться… Как там у меня это получилось? Я задержала дыхание, все вокруг почернело и…
Да, я угодила в этот гадский сон второй раз. В первый мне пригрезилось, что я очутилась здесь, посреди то ли бала, то ли какой-то странной фэнтези-вечеринки. Кажется, там мне стало дурно. Захотела выйти, и меня поспешил проводить какой-то эльф. Но посреди парка вдруг стало не хватать воздуха, и я потеряла сознание. Когда же открыла глаза, то увидела склонившееся надо мной лицо старшей сестры, почувствовала, как она держит меня за руку, как в бок ткнулся Тумка, старательно мурча… Правда, все это было недолго.
А после снова провалилась в вязкую темную муть, вынырнула из которой вот в этой палате.
Так
