Адептка второго плана - Надежда Николаевна Мамаева
А после тип распахнул полу своего дублета и достал из внутреннего кармана треснувший бутылек, на дне которого плескалась чуть-чуть алой вязкой жижи.
Инистый глянул на пузырек с таким сожалением, словно откройся у него настоящая рана на теле, это было бы меньшей проблемой. Потом перевел взгляд на меня. Да уж… По теплоте такой взор мог бы посоперничать с жидким азотом.
Я враз поежилась, ощутив и стылый ветер, что гулял по крыше, и то, что на мне одна ночная сорочка. И пусть она из плотного льна, но одна! С плащиком, пледом, а лучше диваном, теплым кофе и отапливаемой гостиной было бы куда лучше… Только пока согреваться приходилось лишь злостью: я тут терзалась чувством вины, что из-за меня у инистого появилась кровь, а на деле у этого типа исчезла совесть! Хотя, может, ее и вовсе не было в базовой комплектации!
Не желая больше видеть этого инистого, посмотрела в сторону и напоролась взглядом на мужчину в зеленой хламиде. Он буравил меня взглядом, словно я была матерым преступником-рецидивистом. Но не это оказалось главным. Куда важнее было то, что из открытой ладони этого балахононосца лился бирюзовый свет, который обволакивал мое тело. Попробовала пошевелиться, но ощутила сопротивление от этого плетения, которое, оказывается, держало меня на манер паутины.
– А ты что сам дар-то не использовал, Нидоуз? – между тем спросил зеленый у инистого.
– Опасался спугнуть. Вдруг бы магию почувствовала и сиганула…
Балахонник сглотнул, видимо, представив это воочию, и произнес:
– Случись это, мне бы за адептку Бросвир голову оторвали. Так что я твой должник… Вовремя боги направили тебя сюда на перевязку…
«Так значит, он все-таки ранен», – поняла я и еще раз посмотрела на инистого. Если отбросить алое пятно на груди, выглядел он вполне здоровым. Здоровым таким гадом, который сейчас своей спиной заслонял от меня солнце.
– С тебя, Браттир, новый обезболивающий эликсир, – полуобернувшись к балахоннику так, чтобы разом видеть и его, и меня, произнес мой незваный толкатель и спаситель, а затем добавил: – А сейчас вырубаем ее, пока она еще чего не выкинула, и спускаем в палату.
– Я ничего не выкину, а если и скинусь, то не с крыши, а разве что на взятку этой вашей канцелярии! Даю слово! – прикинув, что я сама хозяйка оному, а потому как дала, так и взять обратно могу, выкрикнула я.
Рука балахонника на миг дрогнула, так что сияние его чар чуть ослабло и я смогла не только пошевелиться. Вот только в отличие от своего приятеля, инистый мне отчего-то не поверил. И лишь выдохнул:
– Спи!
Тут же в меня прилетело чем-то голубым, и тело обмякло, но, что удивительно, несмотря на опустившиеся веки, я не лишилась чувств. Скорее, наоборот, приобрела дополнительные. Например, невесомости, когда мое тело плавно взмыло над черепицей и поплыло куда-то…
Похоже, на чердак. А оттуда – уже в коридор. Последний, судя по голосам, был полон народу. С разных сторон доносилось:
– Спасли?
– Ух. И чего это она удумала?
– Так дар же потеряла! Куда магу без него?
– Ну да, как же без него чародею жить…
Тут через этот гвалт тараном пронесся напористый голос:
– Магистр Нидоуз, я иллюзию снимаю со двора целительской? А то под ней уже толпа адептов собралась. Даже ставки, поганцы, сделать успели: упадет ли одна, иль вы вместе и в какой позе…
– Да, все, можно убирать, – тут же сухо ответил инистый паразит.
А после снова гомон:
– Интересно, ее отчислят теперь?
– Да из-за эльфа это вчерашнего все! Я вам говорю.
– А у тебя желудочные капли есть? А то у меня что-то прихватило…
Ух, как много зрителей (а может, и болельщиков) у моего «самоубийства» оказалось! А я была-то на крыше не больше четверти часа… Только, пока я любовалась окрестностями, кто-то, похоже, заприметил меня, и, решив, что я собралась сброситься, организовал операцию по карательному спасению.
Благо шум продолжался недолго, а потом хлопнула дверь, и его как отрезало. Зато вместо звуков пришли ощущения. Я почувствовала, как опускаюсь на кровать, знакомую своей жесткостью.
– Ну все, теперь можно сообщить родным, что Кимерина Бросвир пришла в себя, и отправить ее домой, – судя по голосу, говорил тот самый целитель в балахоне.
Кимерина… Где же я встречала это имя? Но как ни напрягала память, та успешно симулировала амнезию. А я даже поморщиться не могла, чтобы ее как-то подстегнуть.
Меж тем разговор в палате (а я не сомневалась, что нахожусь в ней) продолжился.
– Службе безопасности, я полагаю, сообщать не нужно, они и так в курсе, – иронично произнес инистый.
Целитель на это кхекнул и протянул:
– Думаю, да. Я, когда обнаружил палату пустой, а охранника храпящим на посту, поднял шум. Стражник как очнулся и понял, что все проспал – так и помчался вниз искать адептку, а заодно, думаю, и докладывать о побеге. И если бы не ты, то это бы превратилось в самоубийство…
– Знаешь, Браттир, в том, что эта адептка прыгнула бы, у меня есть большие сомнения.
– Это еще почему?
– Таких язвительных суицидниц просто не бывает. К тому же она отчаянно цеплялась за жизнь и за меня, когда мы едва не упали с края крыши.
– Бывает так, что и безумцы в последний момент перед смертью осознают все. Да только, когда уже летишь с обрыва, передумывать поздно… – задумчиво произнес и добавил: – Впрочем, о состоянии разума судить менталистам, мое же дело – это исцеление тела. И я бы хотел его осмотреть, пока Бросвир спит и никуда не собирается снова удрать.
– Что ж, тогда не буду тебе мешать, – произнес инистый, и я услышала шаги и скрип двери. А после в палате стало тихо.
Впрочем, ненадолго: шелест ткани, тяжелый вздох, и я ощутила, как по моему телу прошла волна. Она зародилась где-то в пятках, медленно пошла в сторону колен, выше и… остановилась в районе груди. И почти сразу же в этом месте я ощутила пустоту. Тянущую, тоскливую… Как будто оттуда забрали часть меня…
Еще один вздох. Тяжелый, протяжный.
– Бедная девочка. Все же выгорание… Жаль. Резерв был большой. Надеюсь, ты научишься с этим жить, – сказано было мягко,
