Демонская кровь Маргариты - Ольга Александровна Ильина
В общем, Лильку отчихвостили, но ей, кажись, пошло на пользу. Нам всем пошло. Пока девчонки меня лечить пытались, оборона светлой начала трескаться, как разбитое стекло, кусочек за кусочком, один за другим, и вот уже в тревожном сне мне мерещатся образы, чужие воспоминания — вся Лилина жизнь.
И в отличие от кошмарных чудовищ Розы, в жизни Лили все поначалу казалось простым и чистым, как горный ручей. Одно нас объединяло — в детстве светлая была так же одинока, как мы. И так же, как у меня, у Лили не было матери. Но был дед, седовласый, статный мужчина с пронзительными синими глазами. Видимо, у них это такая фамильная черта — глаза. Только если у Лили они излучали свет и теплоту, то Герман Олдрич излучал только колючий холод и вечное недовольство.
Мне он сразу не понравился, напоминал надутого павлина, не в обиду птице будет сказано, но павлина жесткого, я бы даже сказала — циничного, отвергающего любую слабость и требующего от других того же. Этот светлый держал в ежовых рукавицах все свое немаленькое семейство, но особенно придирался почему-то к единственной внучке. И даже доброта бабушки и тетушек не особо здесь помогала, тем более что и сама Лиля, похоже, даже не замечала, что ее дед — самый настоящий тиран, и безропотно выполняла все его, порой бредовые, повеления.
Пока девочка росла, это было не так заметно, ну, подумаешь, дед заставил часами изучать этикет или музицировать на рояле, или нанял учителя по бальным танцам и отказался отдавать в школу, предпочитая обучать внучку на дому. Правда, учил он ее вещам весьма странным — наукам, языкам — все больше древним и давно забытым, — немного разбираться в травах, немного лечить, немного управлять ветром. А стоило внучке в чем-то преуспеть — прорастить из семечка деревце, например, так дед вместо похвалы злился, ругал ее, учителей и отправлял в свою пустую, одинокую комнату. И профессию он для нее выбрал заранее — историк-лингвист.
Лиля знает множество языков, современных и древних, а мечтает лечить и делает успехи. Втихаря от деда ходит на уроки к тете Нине. Очень стыдится этого и все время порывается признаться деду, но боится его запретов. А запрещал он часто и много, да вся ее жизнь один сплошной запрет.
И чем старше она становилась, тем больше было этого «нельзя». Нельзя поступать в МЭСИ, нельзя заводить других подруг кроме выбранных дедом, нельзя пропускать приемы у других светлых семей, нельзя надеть платье, не одобренное дедом, нельзя любить того, кто заставляет сердце биться чаще, ничего нельзя.
Но деятельная и живая душа Лили, и какое-то глубинное чувство противоречия, заставляли светлую иногда нарушать правила — будь то уроки тети Нины или любовные письма от какого-то Ивана, которые она прятала в томике стихов Марины Цветаевой в комнате, под подушкой. И внешне она по-прежнему соглашалась с дедом во всем, даже на работу к демоном устроилась, исполняя его желание, и с женихом, выбранным им, любезничала, на свидания ходила, а внутри кипел незатухающий огонь неприятия, который она тщательно глушила и фальшиво утверждала, что счастлива.
Видела я в ее воспоминаниях жениха этого, на деда похож, такой же раздутый, высокомерный и наглый, только дед еще и умный, а этот — дурак-дураком, мнящий себя центром вселенной. И Лиля ему совсем не нужна, так, для статуса, да как средство получить блага и привилегии семейства Олдрич.
Руки у него потные, а глаза масляные все на грудь ее заглядываются. И женщину за личность он не считает; из той породы мужчин, которые видят жену исключительно у ног, безмолвную, покорную и алчущую его высокородного внимания. В общем, это даже не павлин, а индюк — глупость и раздутое самомнение, возведенные в абсолют.
Дед настаивал на скором браке, даже не желая увидеть, как неприятен ей был этот человек.
Воспоминания долго не отпускали меня, зато здорово отвлекали от терзающей боли клейма.
Жаль, утром все закончилось, но зато Лиля не ушла, оттаяла, а ее целительский дар помог значительно притупить демонское влияние.
К вечеру второго дня мне стало значительно лучше, а в день окончания новогодних каникул я проснулась совершенно здоровой.
ГЛАВА 20 Боссы
— Как ты, Риточка? — заботливо спросил дядя Михей, пододвигая ко мне миску с оладушками. Я вполне бодро ему улыбнулась и еще раз прочитала записку от Розы. Подруга строго-настрого наказала мне никуда без нее не ходить, но, во-первых, дома скучно, во-вторых, надо позвонить Леше и извиниться, а в-третьих, сегодня первый рабочий день, и я как раз планирую уволиться.
Пиус — предатель такой, был полностью на стороне темной и намеревался, чуть ли не силой, удерживать меня дома, но тут сыграло его гипертрофированное чувство вины. Оказывается, он знал о побочном свойстве клейма и просто забыл меня предупредить. Я великодушно его простила, — а то бы еще неделю лицезрела его убитую физиономию, — но с условием, что он отпустит меня на работу.
Так что я медленно собиралась, уплетала оладушки, запивала их свежим молоком и слушала болтовню Пиуса о том, как ему жаль, что он меня подверг такой страшной опасности.
А поплохело мне, когда уловила слова нола о том, что если клеймо активировалось, значит, проклятый демон прочувствовал, так сказать, силу моей страсти буквально на себе. Я уж было обрадовалась, но это было только начало сказки, а конец оказался неутешительным: помимо чувств, демон мог видеть все моими глазами. И я очень надеялась, что это все же не так, да и мало ли в мире таких Леш с серебряными глазами и волосами цвета пшеницы, такими мягкими, шелковистыми, и так приятно пахнущими морским бризом? О, я до сих пор чувствую их аромат, и тело ноет от… не знаю от чего, наверное, от нехватки ласк, которые ему недавно дарили. Блин! Чертов демон, чтоб он провалился! Кстати…
— Пиус, скажи, а если этот демон сдохнет, шею там свернет на скользкой лестнице, в жерло вулкана свалится, или машина его переедет, со мной что будет?
— Вы выживете, — жизнерадостно возвестил нол.
— Постой, что значит выживу? Как это выживу? Я что же, это почувствую?
— Конечно, — «обрадовал» хвостатый. — Как и в последние три дня, вы почувствуете его боль и смерть.
— Погоди, ты сказал «как в последние три дня»? То есть все, что я ощущала…
