Развод со зверем. Он не отпустит - Анна Григорьевна Владимирова
Алёна долго меня уговаривала это сделать, хотя я упирался всеми лапами. Я не знал, что ему сказать. Но от министра действительно зависело всё. Одно его слово могло меня реабилитировать или увеличить срок до пожизненного.
— Нет. Тебя на встрече не будет.
— Север, ты забиваешь гвоздь в крышку своего гроба! — взвинтился Амар. — Да кто там твой адвокат, чёрт возьми?
— Тебя это не касается.
— Тогда не стоит тебе с ним встречаться вовсе! — горячо бросил он.
— Я не спрашиваю твоего мнения. У тебя все?
— Зря ты со мной так, — досадливо поморщился он. — Я — не последний человек в этом деле, и я стою на твоей стороне…
— Ты стоишь на своей собственной, Амар. Ты думал только о себе, обнадежив министра в отношении его родственника. И сейчас тебя беспокоит лишь собственная репутация.
Я поднялся и направился к выходу.
— Если ты хоть что-то скажешь, что бросит тень на институт….
Но я хлопнул дверью, не дав Амару закончить. Иногда я думал, что, может, мне и не придётся больше поработать на людей, что я для них вскоре просто исчезну, а у многих моих пациентов нет никакой вины, за которую они могут остаться без лечения и умереть. И все эти мысли казались непривычно чужими. Я не узнавал себя. И я устал. Смертельно. В таком состоянии сложно понять, не вижу я смысла бороться или у меня просто нет сил….
А вот Алёна себе вопросов не задавала. Она встретила меня у машины, пытаясь понять по выражению моего лица, как прошла встреча с начальством. Алёна не видела никакого смысла в ней, но мне нужно было расставить точки и показать, что я не собираюсь прятаться и всё ещё могу сказать Амару прямо то, что думаю. Как следовало сказать в день операции, что я не в состоянии оперировать.
Мы не сговариваясь сблизились, и Алёна прикрыла глаза, коротко касаясь моей руки.
— Я купила кофе, — шепнула она.
— Буду, — кивнул я. — Судя по запаху, ты купила ещё и булочки, но съесть ни одной не удосужилась.
— Как с вами, оборотнями, тяжко, — улыбнулась она. — Сейчас удосужусь.
— Давай. — Я открыл ей двери и помог усесться на пассажирское сиденье.
В салоне машины стало слышно, почему она не может есть. Её ЧСС превышало всякие нормы. И, пока она не взялась за булочку, я перехватил ее запястье и опустил взгляд на свои часы.
— Сто двадцать, — констатировал хмуро.
— Это любовь и много секса ночью, — улыбнулась она мне устало, — ну, ещё уголовное дело против тебя и прогулка быстрым шагом до кофейни за углом. Сейчас стабилизирую.
А я знал, что не стабилизирует. Потому что после обеда у меня встреча со следователем.
49
Сегодня был один из самых тяжелых дней за всю подготовку дела. Когда меня завели в комнату с окном в допросную, я почувствовала, что кружится голова, а пол уходит из-под ног. Но виду не подавала. Всё моё внимание было сосредоточенно на Севере. Он сидел по ту сторону стекла за столом, сложив руки поверх, а я не сводила с него взгляда. Мне неосознанно хотелось его запомнить таким, а ещё — я буду биться за него до последнего….
Казалось, что я нервничала гораздо сильнее, чем он. Север все эти дни был собран, холоден, спокоен. Он посвящал все свое время нам, каждому нашему дню, и нехотя переключал свое внимание на обсуждение судебного процесса. Веры в результат у него не было, и это угнетало. Но у Арсена были неплохие идеи, и мы решили пользоваться любыми, лишь бы спасти Севера от заключения.
Над его делом работало трое — я, Арсен и юрист, который специализировался на таких делах. Сегодня он был со мной. Спокойный уверенный профиль Ильи Савельевича успокаивал, а он наблюдал за допросной, как хищник, сидящий в засаде. Ему было за шестьдесят. Будучи сам врачом, он брался за самые сложные процессы против своих коллег. Список его дел впечатлял. А вот адаптирован он не был, но мы с Арсеном решили, что на территории людей для нас это не помеха, ведь Севера судят как человека.
— Спокойно, — напомнил мне Илья, пристально глядя в комнату допроса. — Как бы ни прошло, это всего лишь разогрев….
Наверное, всё, что меня ещё держало на ногах — глупая эгоистичная надежда на то, что Север выберет меня. Что лучше предпочтет закрыть для себя путь в человеческий мир и перестать оперировать людей, а по сути — откажется от себя прежнего. Но ведь я когда-то перестала быть собой ради него. Вернее, он меня заставил. Сделает ли он то же самое для меня? Я никогда не отважусь у него спросить.
Наконец, двери в допросную комнату открылись, и внутрь вошел следователь. У меня в груди скакнуло сердце, и я задержала дыхание. Следователь мне сразу не понравился. Мужчина в возрасте с надменным взглядом и таким высокомерием, что было непонятно, как оно поместилось на пяти квадратах допросной.
Он шумно опустил папку на стол, но Север только выпрямился на стуле и поднял взгляд на следователя. Тот намеренно не спешил сесть, будто самоутверждаясь за счет взгляда свысока.
— Федор Егорович Смирнов, — представился он неприязненно.
— Север Станиславович Князев, — ответил Север и внимательно проследил за тем, как следователь усаживается напротив.
— Да-да, — небрежно отмахнулся Смирнов, — нейрохирург от Бога, все вам кланяются в ноги.… Давно себя считаете Богом, Север Станиславович?
И его рожу перекосила довольная усмешка.
— Что заставляет вас так думать? — спокойно поинтересовался Север.
— Здесь я задаю вопросы, — перестал ухмыляться следователь, а я брезгливо поморщилась. Ну и отморозок. — Вы, звезды врачебного небосклона, уверены, что вам все всё простят и спустят с рук, но этого не будет.
Север лишь устало вздохнул и опустил взгляд на руки, а меня накрыло чувство бессилия и утащило в глубину отчаяния. Я ничего не могу сделать. Не могу защитить Севера от этого следователя, а лишь смотреть, как тот издевается. Но ублюдок ходил по дозволенной кромке, пусть и без запаса. Он прекрасно понимал, что мы можем рассчитывать лишь на настроение стороны обвинения — как та решит,так и будет. Поэтому у
