Три желания - Ольга Придакова
Солнце зависло прямо над головой и у меня от жажды и голода вновь закружилась голова. Колдовать в незнакомом городе и среди белого дня я боялась, трактиры и ночлежки остались позади. Нужно было возвращаться, а сил уже не хватало. Приметив небольшой домик, спрятавшийся за двухэтажным своим собратом и казавшийся на его фоне игрушечным, поплелась к высокому забору, почти закрывающему всё строение. Ворота оказались заперты, но набравшись наглости, я постучала. Очень долго никто не выходил и я собралась было снова постучать, как створка отворилась и из-за неё выглянула молодая измождённая женщина в глухом, под горлышко, коричневом платье и длинном светлом переднике. Волосы, заплетенные в косу и убранные короной на голове, бледно-розовые тонкие губы, тоскливый взгляд серых глаз, светлая, тонкая кожа… Её можно было бы назвать симпатичной, если бы не какая-то обречённость, сквозящая во всем облике. Она оглядела меня усталым взглядом и произнесла:
— Нищим не подаем.
— А просто воды можно? И передохнуть чуток? Я вас не побеспокою. — прохрипела я.
К этому времени у меня во рту вместо языка уже был наждачный камень. Он терся о нёбо, пытаясь собрать хоть каплю влаги и слова с трудом проталкивались через воспаленные губы.
Ещё раз оглядев меня с головы до ног и посчитав, что никакой опасности я не представляю, она кивнула в сторону двора и пошла вперёд.
Глава 13.
Я прошмыгнула следом за ней, осторожно оглядываясь вокруг.
Небольшой, аккуратный дворик. Смещен немного влево и буквой "г" заворачивает за дом. Под окном палисадник с вишнёвым кустом. Невысокий заборчик, огораживающий песчаную дорожку, что ведет к дому, почти скрывается за обильно разросшимися кустами очитка с крепкими бордовыми стеблями, тёмно-красными листьями и с эффектными рубиновыми цветками. Благодаря подарку лешего, я знала, что это растение очень популярно у лекарей. Его применяют как противовоспалительное, заживляющее, болеутоляющее и ещё при очень многих недугах.
По другую сторону дорожки тоже стояли заросли ещё одного лекарственного растения — золотарника, колыхавшего золотыми метёлками от лёгкого ветерка и распространяющего вокруг медовый аромат. А на крохотном крылечке по бокам от двери размещались две кадушки с разноцветными настурциями. Остановив меня жестом руки, женщина скрылась за крепкой дверью и я в изнеможении опустилась на ступеньку крыльца. Припекало здорово, пот и пыль смешиваясь, оседали на коже тонкой, сальной пленкой, от которой хотелось избавиться как можно скорее, хотя бы окунувшись в прохладную воду реки или озера. Но я понятия не имела есть ли здесь что-либо подобное.
Невольно прислушалась к странной тишине, стоявшей вокруг. Словно в доме лежал смертельно больной человек и поэтому все ходили на цыпочках, лишний раз боясь потревожить неосторожным действием или шумом. Наконец-то дверь приоткрылась и на пороге появилась давешняя женщина, держа в одной руке большой ковш воды, а в другой ломоть хлеба с куском сыра. Молча протянула мне еду и уже хотела вновь скрыться в глубине дома, но я остановила её, схватив за руку.
— Благодарю вас, бава! Может быть я могу вам быть чем-нибудь полезной? У меня неплохо получается ухаживать за растениями, умею читать, писать, лечить… — не знаю, почему последнее сорвалось у меня с языка, но женщина остановилась.
— Ты лекарь?
— Нет, лицензию не получила, не успела, так уж вышло. — развела руками, потупившись и приготовившись снова получить отказ.
Женщина задумалась словно перед выбором, а потом пробормотав, — Хуже уже не будет! — решительно схватила меня за руку, — Идём!
Оставив на пороге так и не выпитый ковш воды и засунув хлеб с сыром в карман юбки, я поспешила за хозяйкой. Холл, коридор, гостиная — мы стремительно двигались вглубь дома. Я не успевала оглядеться, замечая только добротную, хоть и скромную мебель и пастельные тона стен. Пройдя ещё один коридор, шире и светлее первого, с четырьмя дверями, расположенными по обе стороны, мы остановились перед пятой. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в пропасть и нацепив на губы фальшивую улыбку, женщина открыла дверь и приглашающим жестом пропустила меня вперёд.
Комната оказалась спальней. Светлая, с большим окном, затянутым легкими шелковыми шторами и тюлем контрастного цвета — шоколад и сливочный. Сквозь них солнечный свет не резал глаза, но и не затемнял слишком комнату. Большой комод тёмно-вишнёвого цвета, рядом туалетный столик с изогнутыми тонкими ножками и прямоугольным зеркалом, по бокам которого крепились два маленьких выдвижных ящичка. В углу пузатый платяной шкаф и рядом, напротив двери, широкая, с драпированными цветным атласом спинками, деревянная кровать с балдахином. Туда-то и направилась хозяйка домика, улыбаясь и держа меня за руку. Среди многочисленных подушек, под пуховым (это в жару-то!) одеялом, лежал мужчина неопределённого возраста с заострившимися скулами, тонкой, пергаментной кожей, с бисером пота над верхней губой и тоской в серых глазах. Тусклые каштановые волосы мокрыми прядями облепляли его лоб и в беспорядке рассыпались по подушке.
— Как ты себя чувствуешь сегодня, дорогой? — продолжая фальшиво улыбаться спросила его женщина.
А меня вновь накрыло жаром чужой эмоции, почти идентичной, исходящей от обоих — жалость, любовь, тоска, обреченность и страдание.
— Всё просто отлично! Вот ещё немного полежу, наберусь сил и встану! — отзеркалил измученную улыбку больной.
Женщина присела на пуфик, стоящий рядом с кроватью и взялась за худую руку супруга, — Да, да! Конечно! Ты же у меня сильный! Но, разреши посмотреть тебя… — она вопросительно глянула на меня....
— Дарина, бава! Меня зовут Дарина.
— Да, Дарину! Может быть ей удастся распознать хворь?
— Да, что тут распознавать? — слегка рассердился он, — Простыл я. Помнишь, по весне ездил к брату на свадьбу? Вот в дороге и продрог, по всей видимости застудился сильно. Да и лекари то же самое твердят, уж сколько их было! Хватит, дорогая! Отлежусь! — такая длинная речь совсем обессилила мужчину и он замолчал, прикрыв глаза.
— И всё же, мне будет спокойней. — прошептала женщина, подзывая меня ближе, — Погляди, милая.
А мне и приглядываться не нужно было. В районе солнечного сплетения темной кляксой расползалось проклятье, паутиной черных жгутов оплетая сердце, печень, желудок, вгрызаясь в позвоночник. Удивительно, как до сих пор его не обнаружил ни один лекарь, обладающий
